Мишель Моран - Дочь Клеопатры Страница 2

Ирада сморгнула слезы с ресниц и кивнула.

— Туда отнесли последние сокровища из дворца. И дрова для… для погребального костра уложены, как вы велели.

Я коснулась руки Александра.

— Не может быть, чтобы отец их не победил. Ему есть за что сражаться.

— Октавиану тоже, — отозвался брат, глядя на кубики в своих ладонях.

Мы одновременно посмотрели на маму, египетскую царицу Клеопатру Седьмую. Во время правления люди превозносили ее как Исиду, а при особом настроении она одевалась как Афродита, однако, в отличие от настоящих богинь, мама не была бессмертна. Я видела, как напряглись от страха ее мускулы. В дверь постучали; мама встрепенулась. И хотя ничего другого мы не ждали, она не торопилась открывать, а сперва посмотрела на нас, задержав взгляд на каждом по очереди. Марк Антоний был нашим общим отцом, но только Птолемей унаследовал его золотые локоны. Нам с Александром достались мамины темно-каштановые кудри, а также янтарный оттенок глаз.

— Молчите, что бы ни услышали, — предостерегла она. И ровным голосом приказала: — Входите.

Я задержала дыхание.

На пороге возник один из отцовских воинов.

— Что случилось? — спросила мать. — Антоний… Скажите мне, что он цел.

— Да, ваше величество, — отвечал воин, отводя взгляд.

Мать облегченно сжала в руке жемчужное ожерелье.

— Однако ваши корабли отказались вступать в сражение, и к ночи здесь будут люди Октавиана.

При этих словах Александр задохнулся, а я закрыла рот рукой.

— Все корабли? — Она возвысила голос. — Мои войска отказались от боя за собственную царицу?

Юный солдат переступил с ноги на ногу.

— Остались еще легионы пехотинцев…

— Разве они удержат целую армию Октавиана? — воскликнула мама.

— Нет, ваше величество. Поэтому вам нужно бежать…

— И куда мне бежать, по-твоему? В Индию? Может, в Китай?

Глаза посланца расширились, а маленький Птолемей у меня под боком захныкал.

— Прикажите оставшимся людям наполнить мавзолей, — велела она. — Перенесите туда все ценное из дворца.

— А военачальник, ваше величество?

Мы с Александром во все глаза смотрели на маму. Позовет ли она отца? Может, они вместе дадут отпор войскам Октавиана?

Ее нижняя губа дрогнула.

— Передайте Антонию, что нас уже нет в живых.

Я ахнула.

— Мама, нет! — в отчаянии вскричал Александр. — Что подумает отец?

Она обожгла его взглядом.

— Подумает, что ему незачем возвращаться. — В ее голосе зазвучали стальные нотки. — Тогда он покинет Египет и спасется.

Солдат помедлил.

— А ваше величество? Что вы станете делать?

Слезы обжигали мне глаза, но я сдержалась. Плачут только дети, а мне уже десять лет.

— Мы отправимся в мавзолей. Октавиан возомнил, будто может явиться в Египет и взять сокровища Птолемеев из моего дворца, словно гроздь с виноградной лозы. Но я скорее спалю все дотла! Готовьте две колесницы!

Воин помчался исполнять приказание. Между тем наши слуги уже начинали разбегаться.

— Трусы! Трусы! — кричал им вслед Александр через открытую дверь.

Его не слушали. Женщины покидали дворец в чем были, зная, что армия Октавиана не ведает снисхождения. Из комнат выбегали солдаты с ценными вещами в руках, однако трудно было судить, сколько из этих предметов действительно попадет в мавзолей.

Мать повернулась к Хармион.

— Ты не обязана оставаться. Никто не знает, чем кончится этот вечер.

Служанка мужественно покачала головой.

— Значит, мы встретим неизвестное вместе.

Ираде едва исполнилось тринадцать, но и она твердо выдержала взгляд моей матери.

— Я тоже останусь, — прошептала девушка.

— Тогда идем собирать вещи. Александр, Селена, на каждого — не больше одной дорожной сумки.

Мы бросились прочь по коридорам. У самых дверей моей комнаты Александр внезапно остановился.

— Тебе страшно?

Я кивнула.

— А тебе?

— Вряд ли Октавиан хоть кого-нибудь пощадит. Мы противостояли ему целый год, а помнишь, как он обошелся с Метулом, столицей япидов?

— Его люди сожгли все, вплоть до пшеничных полей и скотины. Зато Сегестику огню не предали. Октавиан даже горожан оставил в живых.

— А правителей? — возразил мой брат. — Они все убиты.

— Не станут римские легионеры воевать с детьми. Зачем им это?

— Затем, что наш отец — Марк Антоний!

— Что тогда ждет Цезариона? — перепугалась я.

— Если кто и в опасности, так в первую очередь он, отпрыск Юлия Цезаря. Думаешь, почему мать его отослала?

Мне представился сводный брат на пути в далекую Индию. Суждено ли нам снова встретиться?

— А как же Антилл? — тихо спросила я.

Хотя у нашего отца были дети от первых четырех жен и, наверное, от целой дюжины любовниц, из сводных сестер и братьев мы хорошо знали только Антилла.

— Если наш враг и вправду настолько жесток, как все говорят, он постарается и его прикончить. Тебя, может быть, не тронут. Ты — девушка. К тому же такая умная. Когда Октавиан это поймет…

— Что толку быть умной, если он все равно сюда явится?

Слезы брызнули у меня из глаз. Взрослая или нет, я больше не хотела сдерживаться.

Александр молча обнял меня за плечи. Тут в коридор выскочила Ирада и закричала:

— Время выходит! Берите вещи!

В комнате я первым делом отыскала альбом с рисунками. Потом натолкала в сумку побольше чернильниц и чистых папирусов. Наконец подняв глаза, увидела у дверей Александра и маму, успевшую сменить греческий хитон на традиционное одеяние царицы Египта — прозрачное платье из голубого шелка, ниспадающее до самого пола. На шее сверкали нити морских жемчужин розового цвета, а на голове — золотая корона в виде грифа, знак Исиды. Передо мной словно возникло мерцающее видение в лазурных и золотых тонах. Мама еще продолжала держаться с царским достоинством, но я заметила, какие тревожные взгляды она бросает на разбегающихся слуг.

— Пора!

Следом за нами потянулась цепочка солдат; интересно, что с ними станется, когда нас здесь не будет? Те, кто поумнее, сами сложат оружие, но и это может их не спасти. Октавиан, по словам отца, не щадит противников. Он бы и мать родную убил, вздумай она очернить его имя.

Во дворе нас ожидали две колесницы.

— Поедешь со мной, — сказал Александр.

Служанка Ирада присоединилась к нам, и, когда лошади пустились вскачь, брат взял меня за руку. Как только мы миновали ворота, из царской гавани донеслись призывные крики чаек, ныряющих прямо в бурные волны прибоя. Я потянула носом соленый воздух и резко выдохнула. Привыкнув к слепящему солнцу, глаза различили тысячи жителей Александрии, заполнивших улицы. Брат еще крепче сжал мою ладонь. Что на уме у этих людей? Невозможно представить, однако они стояли недвижно, словно камыши в безветренный день, по всей дороге, ведущей от царского дворца к мавзолею, и молча смотрели, как проезжают наши колесницы. И вдруг, один за другим, начали опускаться на колени. Ирада громко всхлипнула.