Нэн Райан - Потому что ты моя Страница 2

Когда письмо было закончено, вложено в конверт и запечатано, генерал продиктовал Виктору Ривьера письмо для племянницы. В нем говорилось, что он любит ее так же, как любила ее Констанция, а мысль о том, что она остается одна, приносит ему страдания. Генерал коротко объяснял Терезе, что огромное ранчо в Калифорнии, когда-то принадлежавшее ее отцу, дону Паскалю Антонио Карилло, а потом ее старшей сестре Констанции, со временем перейдет к ней. Он написал, как связаться с Рейли Бернетом, чтобы заявить о своих видах на наследство.

– Капитан, дайте мне слово, – генерал испытующе посмотрел на Виктора, – что вы доставите эти письма, только закончится война.

– Обещаю, сэр.

– Письма конфиденциальны. Они не должны попасть в руки посторонним – только адресатам. Вы понимаете меня?

– Я дал вам слово.

– Сдержите его, капитан!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Ранчо в шести милях от Сан-Хуан-Капистрано, калифорния, вечер чудесного весеннего дня 1880 года.

Изящный молодой всадник на гнедом жеребце, бьющем копытами, гарцевал у свежепобеленной ограды самого большого в Южной Калифорнии ранчо тяглового скота. На всаднике была излюбленная одежда мексиканцев: кожаные брюки, белая рубашка с алым галстуком бабочкой, скошенные у пяток ботинки и широкополое соломенное сомбреро.

Щурясь от лучей заходящего солнца, всадник поднял глаза на отчеканенную из серебра вывеску, прибитую к перекладине высоко над главными воротами ранчо, и прочел: «Линдо. Виста», что по-испански значит «Прекрасный вид». Всадник не сомневался, что вид, открывающийся из окон огромного дома, расположенного на пригорке внутри ранчо, действительно прекрасен; впрочем, очень скоро он сам узнает это наверняка.

Уже две недели он ежедневно приезжал на ранчо Линдо Виста, изучая акр за акром каждый клочок этой земли. Всадник с жадностью исследовал каждую неясную тропинку; брошенные серебряные копи, каждое деревце, плодородные земли и мертвые песчаные островки, горы, ручьи и изрезанное побережье. Упорно сторонясь многочисленных рабочих ранчо, всадник заканчивал ежедневный, долгий, изнурительный путь, как всегда, в одном и том же месте, откуда как на ладони открывался огромный белый дом.

Всадник поднес к глазам полевой бинокль и долго смотрел, надеясь увидеть богатого, влиятельного человека, называющего этот белый, с красной черепичной крышей особняк своим домом. Молодого человека. Не старого.

Старого всадник видел в первый же день, как только приехал в Калифорнию. Худой, болезненного вида старик с белоснежными волосами выходил днем погреться в лучах весеннего солнца на выложенный камнем внутренний дворик. Старик кутался в толстый свитер, а колени прикрывал одеялом.

Нет, не его так неутомимо выслеживал всадник. В мощный полевой бинокль он пытался разглядеть молодого, сильного человека тридцати одного года – всего на семь лет старше его самого. Именно этого человека поджидал всадник, именно его пытался разглядеть в бинокль.

Единственного, обожаемого сына больного старика и единственного наследника ранчо Линдо Виста Бертона Дж. Бернета.

Всадник ждал его, пока кроваво-красное солнце не село в море позади особняка. Наконец, в очередной раз разочарованный, всадник опустил бинокль и пустил гнедого жеребца в обратный путь. Ему предстояло проделать шесть миль по небольшому склону к маленькому городку Сан-Хуан-Капистрано.

Прохладный вечерний бриз вздымал рубашку всадника пузырем на спине, прижимал кожаные брюки к длинным ногам, и от этого они казались еще изящнее.

Всадник вонзил серебряные шпоры в бока гнедому жеребцу, и мощное животное в то же мгновение рванулось вперед.

Завтра он снова приедет сюда, к огромному ранчо, стоять на посту, спрятавшись за огромным дубом, и разглядывать дом за свежепобеленной оградой. Снова в надежде увидеть неуловимого Бертона Дж. Бернета.

Освещаемый последними лучами гаснущего солнца, решительный молодой человек мчался в город.

В то время, как уже знакомый нам всадник на гнедом жеребце спешил к Сан-Хуан-Капистрано напрямик, в этом же направлении, но петляя и поворачивая, двигался поезд.

В последнем вагоне, частном пульмановском вагоне, на плюшевом перламутрово-сером диване лениво развалился одинокий пассажир. Его темноволосая голова покоилась на мягкой спинке дивана, а ноги, не снимая ботинок, он положил на инкрустированный золотом деревянный столик.

В одной руке он держал хрустальный стакан с бурбонским виски со льдом, уже наполовину пустой, а в другой – ароматную кубинскую сигару, от тлеющего кончика которой поднимался голубой дымок. Довольный успешной деловой поездкой в Чикаго и еще более тем, что она закончилась, Берт Бернет улыбался.

Берт всегда улыбался.

Люди, хорошо знающие его, говорили, что никогда не видели Берта без улыбки. Крестьяне клялись, что улыбка не исчезала с его лица даже при заключении самых трудных сделок. Пожилые леди в городе говорили, что им хочется по-матерински тепло обнять Берта: так восхитительна и удивительна была его мальчишеская, простодушная и открытая улыбка. У молодых женщин его неотразимая улыбка тоже рождала непреодолимое желание обнять, но – уже не по-матерински.

Достигнув восемнадцати лет, Берт Бернет сразу стал самым выгодным женихом Сан-Хуан-Капистрано, да и всей Южной Калифорнии. Симпатичный, с веселыми, серыми глазами, всегда улыбающийся, он быстро стал всеобщим любимцем. О нем вздыхали девушки не только ближайшей округи, но и в солнечном Сан-Диего, праздном Лос-Анджелесе и суматошном Сан-Франциско.

Берт Бернет был дерзко непочтителен и невероятно привлекателен. Обладая воспитанием джентльмена и обаянием мошенника, он всегда добивайся своего: ни одна женщина не могла устоять перед ним. Однако потом он никогда не рассказывал о своих победах.

Берт Вернет был страстным любовником. Не одна ясноглазая, избалованная вниманием мужчин красавица восхищалась им, хвастаясь жарким рандеву с этим удивительно пылким и мужественным человеком.

Пока поезд медленно приближался к Сан-Хуан-Капистрано, Берт Вернет с виноватой улыбкой, но не без удовольствия вспоминал любовниц-близняшек, которых он повстречал в Чикаго.

Божественные, фантастически одаренные в любви, сестры Тодд, Вера и Надежда, щедро дарили ему себя. Они были совершенно одинаковыми, Берт их не различал и поэтому не мог с уверенностью сказать, с кем сегодня проводит вечер. Но это не имело значения, ни для него, ни для них.

Для Берта это была лебединая песня, прощальное и благодаря покладистым акробаткам-близняшкам незабываемое похождение перед грядущим семейным счастьем.