Рита Эстрада - Тайна ключа из слоновой кости Страница 2

В журнале «Мир сегодня» публиковались и статьи Хоуп Лэнгстон. Это вдвойне одаривало ее волнующим чувством самоудовлетворения. Она могла с помощью своего фотоаппарата подготовить документальный рассказ о каком-либо событии и дописать то, что не удалось «увидеть» объективу. При добывании интересных материалов Хоуп не раз рисковала, подвергая свою жизнь опасности, но именно поэтому к ней и пришел успех.

Статья, которую она только что закончила, возможно, станет лучшей работой всей ее жизни…

Эту точку зрения поддерживал и редактор журнала, Джо Бэннон, – шарообразный человечек, которому на вид было лет шестьдесят, а на самом деле не исполнилось еще и пятидесяти. Он с благоговением относился к печатному слову.

– Хоуп, тебе отлично известно, что ты великолепно поработала. Но тебе также известно и то, что выглядишь ты хуже некуда, а поэтому, чтобы прийти в себя, тебе потребуется гораздо больше времени, чем просто отпуск, о котором ты просишь. Двух недель недостаточно! – восклицал он. – В таком состоянии тебе и месяца будет мало! – Джо пытался уместить свое пухлое, как у ребенка, тело, на столе, через который наклонился к ней.

Хоуп сидела напротив. Она едва могла поднять голову. Прошло только три дня, как девушка вернулась после своих мытарств в Центральной Америке. Проведя всего день в больнице, она отправилась прямо в номер гостиницы, где засела за взятую напрокат пишущую машинку, у которой западала клавиша с буквой «и». Хоуп писала статью, комментируя ранее проявленные фотографии.

Кто бы мог поверить, что ее тюремщики вернут ей все ее вещи и всю отснятую пленку? Напоследок они даже позволили Хоуп сфотографировать их на память! Статья вышла хорошей, острой, точной. Самая лучшая из всех ею написанных! И шеф отлично это понимал. Но сейчас ей было совершенно наплевать и на статью, и на все остальное.

– Остановимся пока на двух неделях, Джо. А потом я позвоню, и мы договоримся, что там будет дальше, – настаивала она, стараясь справиться с незнакомым ранее ощущением, постепенно охватывающим ее тело. Она чувствовала, будто вся налилась свинцом, но в то же время ей хотелось взлететь и поплыть в воздухе.

– Хоуп, мне кажется, ты не осознаешь, в каком ты сейчас состоянии. Ты вымоталась. Тебя морили голодом и тебе угрожали. Неужели не ясно, что ты должна хорошо отдохнуть?..

Его слова то доносились до нее, то пропадали, выплывая за грань сгустка реальности вокруг. Джо все изрекал такие же напыщенные фразы, а она продолжала наблюдать за ним с ироническим любопытством, пока вдруг он не исчез в облаке резкого белого света, что вдруг поплыло у нее перед глазами. Она застонала и успела закрыть глаза, прежде чем пол резко встал перед ней на дыбы.

Час спустя она снова была в больнице – на этот раз в Чикаго. Через пять дней ее выписали, напугав ужасными предупреждениями о том, что ей необходимо сначала поправить здоровье, а уж потом снова приступать к работе. Через час после выписки она упаковала вещи и направилась в аэропорт. Самолет доставил Хоуп в Дулут, где ее уже поджидала машина, готовая отвезти на северо-восток Миннесоты, в Эрроухед – местность, расположенную почти рядом с городком Ту-Харборс. Усеянный сверкающими голубыми озерами, испещренный россыпью зеленых, как листья папоротника, островов, этот край известен как один из прекраснейших в мире. Приехав на берег озера Верхнее, Хоуп отправилась на маленькой моторной лодке на свой остров, расположенный чуть южнее.

Ей никак не удавалось контролировать ход своих мыслей. Они всё возвращались в прошлый год, освежая и освещая ее мудростью воспоминаний о минувшем. Шеф Хоуп Лэнгстон всегда старался использовать ее талант на полную катушку и следил, чтобы она получала по возможности более интересные и длительные задания – недели на две-три. Ее командировали во Францию. Вернувшись, она сразу же улетела в Египет, потом снова возвратилась домой и отправилась в Южную Америку.

Несмотря на все неудобства и ограничения такого изматывающего образа жизни, она с готовностью ухватилась за возможность съездить в Центральную Америку, потому что там жил ее отец. Поездка могла бы явиться толчком к возобновлению отношений между ними, в которых с самого начала не хватало родственной близости. Ей было двенадцать лет, когда родители развелись, и Хоуп переехала в Миннеаполис, где ее мать начала работать программистом. Если не считать кратких, полных чувства неловкости визитов, дочь никогда толком не виделась с отцом и не переписывалась с ним. Этот разрыв стал еще ощутимее, когда Хоуп исполнилось семнадцать: мама умерла, а отец даже не приехал на похороны. С того дня Хоуп называла отца только по имени – Фрэнк. Так было легче соблюдать дистанцию.

Однако время умеет залечивать раны, и Хоуп была готова помириться с Фрэнком, поэтому и обрадовалась, когда подвернулось это редакционное задание. Но не успела она пробыть в стране и суток, как начавшееся где-то в пригородах столицы восстание переросло в полномасштабную, самую настоящую гражданскую войну с участием армии.

Хоуп и секретарша ее отца, Джоанна, были похищены – девушек высадили под угрозой жестокой расправы из машины, когда они возвращались на гасиенду Фрэнка после покупок в городе. Первые две недели их держали в каком-то темном, пропахшем плесенью погребе. Затем, поскольку правительство США никак не могло решить, платить за них выкуп или нет, а издательство не имело на это средств, переговоры о том, чтобы отпустить девушек на свободу, окончательно запутались.

Хоуп и Джоанну разлучили. Хоуп Лэнгстон перевезли в джунгли, где удерживали более двух месяцев в самой кошмарной из всех возможных тюрем: там не было никакого намека на гигиену, а еды давали ровно столько, чтобы не умереть с голоду. Лишь после освобождения она поняла, как же ей повезло, ибо Джоанна так и не вернулась…

Но сейчас Хоуп Лэнгстон была на свободе, в полной безопасности, о ней заботились друзья, подобные ее редактору Джо. Он обо всем подумал, даже набил ее холодильник едой как минимум на несколько недель.

Хоуп бросила взгляд на катушку пленки у себя в руке. Завтра она ее проявит. В любой из последующих дней. Теперь ей можно не беспокоиться о времени. Она положила пленку на столик в темной комнате, выключила свет и направилась через холл в спальню. Подошла к окну и начала расстегивать блузку. Выскользнув из джинсов, она оставила их лежать на полу горкой смятого материала. Бюстгальтера, чтобы положить его на самый верх, не было. И трусиков сегодня тоже не было. Такой выбор одежды был явно необычным и, как показалось бы многим, вызывающим. Но здесь, если ей не хотелось надевать на себя что-то, она спокойно могла этого и не делать: ведь на острове, кроме Хоуп, никого не было.