Эллен Марш - Загадочный супруг Страница 20

Арабелла изумленно уставилась на него. Она отказывалась верить своим ушам. Как ей объяснить Перси, отчего она противится этому браку, не открыв ему правды? А может, и в самом деле просветить его насчет того, что скрывается за простодушным личиком Таунсенд Грей и ее невинными глазками!

И вдруг ей стало ясно, что Перси – туповатому, но верному и упрямому – будет совершенно все равно, что бы она ему ни открыла. Он способен, пожалуй, взять и удрать с этой девчонкой, несмотря на непреклонную волю матери. При этой мысли Арабелла содрогнулась, и перед ней возникло мучительное видение: улыбающийся Перси сияет и кланяется. Когда по прошествии менее чем девяти месяцев после свадьбы его жена принесет всем на обозрение вопящего темноволосого и синеглазого незаконнорожденного младенца.

Это было невозможно вынести.

Арабелла пошатнулась и ухватилась за руку герцога.

– Я не могу поверить, что вы никогда не задумывались о собственной женитьбе, – она чуть не плакала от отчаяния. – Ведь мой Лео в тридцать лет был уже вторично женат. Таунсенд неплохая девочка, только упрямая и избалованная, хотя в свои семнадцать лет она достаточно молода, чтобы из нее можно было сформировать что угодно, если частенько поколачивать.

Ян бросил на нее холодный, презрительный взгляд.

– Поверьте моему слову, за ней дают хорошее приданое, – быстро добавила Арабелла. – Доходы от фермы Милл-Энд, а также половина ренты от Элм-Хим. Я уверена, вы видели эти фермы. Парис наверняка показал их вам по дороге на винокуренный завод. А сверх того – бриллианты ее бабушки и Дженет.

Арабелла поняла, что заболталась, но была не в силах остановиться.

– Ах, да, я забыла о собственности во Франции, которую она получит, достигнув восемнадцати лет. Ее отец уже установил ежегодную сумму в триста...

– О какой собственности идет речь? – перебил он ее.

Арабелла быстро взглянула на его холодное надменное лицо, и в ней, наконец, шевельнулась надежда. Она резко вздохнула, несмотря на боль от туго зашнурованного корсета, и постаралась говорить спокойно.

– Это замок, если не ошибаюсь, к югу от Парижа. Насколько мне известно, он всегда переходил дочерям семьи Хейл. Последней владелицей его была Дженет, после ее смерти Джон распорядился, чтобы там был управляющий. Герцогиня, вероятно, говорила вам об этом? Ведь она сама урожденная Хейл, не так ли?

– Да, – медленно протянул Ян, хотя в действительности Изабелла никогда и словом не обмолвилась на этот счет. Преднамеренно или просто забыла о существовании этого замка? Ему было ясно, что она в отчаянии, а он не любил иметь дело с женщинами, доведенными до такого состояния. Однако ее сообщение его заинтересовало. Правда, не следовало это показывать.

– Я подумаю, – отрывисто произнес он, поклонился оскорбительно коротким поклоном и вышел из комнаты.

Арабелла долго смотрела ему вслед, чувствуя, что пудра на лбу затвердела от пота. Затем доковыляла до ближайшего стула и тяжело опустилась на него.

«О, Боже! – сказала она. – Мне нужно выпить бренди».

Таунсенд стояла в темном конце коридора, двери парадных комнат были закрыты. Несколько минут назад из них вышли ее отец и Кейт, а Констанция и Вильгельмина, как стайку гусят, увели детей за собой. Они наносили визит герцогине, которая, судя по тому, как долго они пробыли, быстро поправлялась, никакой больной не мог бы вынести шумной возни маленьких Джона, Каролины, Клары и Вильяма.

Теперь пришла очередь Таунсенд, хотя никто об этом не знал, и менее всего герцогиня. Таунсенд чуть не полчаса прождала здесь в темноте, дрожа от холода и волнения и стараясь взять себя в руки. Как только Вильгельмина со свечой скрылась, она пересекла холл и, не постучавшись, вошла в парадную комнату. Это само по себе было ужасно, но не ужасней, чем то, что она собиралась сделать.

Огромная спальня освещалась одной свечой, горевшей на прикроватном столике. Тени мрачно скользили по лепнине потолков, проникая своими щупальцами в темноте вокруг стоявшей на возвышении кровати. Оба боковых полога были отдернуты, а третий, обращенный к двери, задернут. Таунсенд видела возлежавшую на подушках герцогиню. Ее лицо было бледным и морщинистым, но уже не искажено болью. Она выглядела настолько лучше, что Таунсенд подумала, что Лурд был прав, когда пренебрег советами доктора Кеннеди и лечил ее не от мигрени и дурного настроения, а от инфекции. Прекрасно! Она надеялась, что старуха чувствует себя достаточно хорошо, чтобы выслушать то, что она собиралась ей сообщить.

Глаза герцогини были закрыты, но она повернула голову на звук открывающейся двери и недоверчиво воззрилась на маленькую фигурку, возникшую из тьмы и приближающуюся к ее кровати.

– Что означает это вторжение? – спросила она.

Что-то екнуло внутри Таунсенд от этого надменного ледяного тона. Она подбежала еще ближе, сжав руки в кулачки.

– Зачем вы вмешиваетесь, чванливая старуха! Как вы смели обратиться к отцу за моей спиной!

Со стула у окна послышался шелест платья, но герцогиня не отвела своих глаз от разгневанного лица Таунсенд.

– Оставь нас, Берта. Чего вы хотите, дитя мое? Глаза Таунсенд сверкнули.

– Вы прекрасно знаете, что меня привело. Час назад отец позвал меня в свой кабинет и сообщил, что ваш внучатый племянник просит моей руки. Что предложение исходит от вас и вы настаиваете, чтобы оно было принято. Но отец никогда бы не стал слушать эти глупости, если бы вы не принудили тетю Арабеллу рассказать вам...

– Замолчите!

Таунсенд уставилась на нее с открытым ртом. Голос Изабеллы прозвучал, как пощечина.

– С каких это пор девушка вашего возраста вправе обсуждать решения родителей? С каких это пор она забывает о манерах, о своем положении в обществе и позорит себя, свою семью, врываясь без разрешения в чужие спальни да еще с бранью?

Таунсенд понимала, что все, что говорила герцогиня, было истинной правдой. Но была слишком взволнована, чтобы сдерживаться. На рассвете она украдкой выбралась из дома и бешено скакала по пустым полям, как будто церберы гнались за ней по пятам, а дома витал злой дух. У Таунсенд был панический страх перед тем, что предпримет эта вульгарная, хитрая интриганка ее тетушка теперь, когда Таунсенд Грей стала «падшей женщиной».

Она ожидала, что тетка после завтрака отправится со своей историей прямиком к отцу, и когда Таунсенд вернется в полдень домой, ее выпорют. Однако, к ее удивлению, этого не случилось. Вместо этого обед отложили, так как большинство членов семьи задерживались по каким-то делам, и Таунсенд попросила у Кейт разрешения поесть в детской вместе со своими племянниками и племянницами. После чего уединилась в своих комнатах, шагала там из угла в угол, как зверь в клетке, и сослалась на головную боль, чтобы не спускаться к обеду.