Нора Лофтс - Телец для Венеры Страница 20

Хамфри несколько раз отгонял эту мысль. Респектабельный врач приходит в мерзкую лавчонку Сэббертона сбыть часы, подаренные ему пациенткой, которая к тому же не в своем уме. Малоприятное зрелище. Но даже горячее презрение к самому себе оказалось не в состоянии изгнать из головы эту идею. Не следует ли ему с благодарностью принять подарок и извлечь из него пользу? Душевное смятение обуревало его четыре дня, сопротивление мало-помалу ослабевало, и за пять дней до Рождества Хамфри, спотыкаясь от смущения, явился к Сэббертону и заложил часы за двадцать четыре шиллинга.

Хамфри выбрал ожерелье – семь голубых эмалевых дисков с нарисованными на них цветами на серебряной цепочке. Хорошенькая вещица идеально подойдет Летти, решил он. Ожерелье стоило ровно двадцать четыре шиллинга, и он облегченно вздохнул, узнав, что в состоянии заплатить за него. Оставить ожерелье в магазине было бы для него крайне мучительно.

На следующее утро, когда Хамфри брился, прибыл посыльный от миссис Нейлор. Старуха, открыв окно, подозвала его и отправила за доктором Шедболтом. Хамфри поспешно стер мыло с лица, схватил пальто и вышел на морозный воздух, оставив нетронутым аппетитно пахнущий завтрак и думая о часах и той, которая их ему подарила. Мысли эти были безмятежными – учитывая не поддающееся подсчету число подобных вызовов за последние два года, он, безусловно, заслужил эти двадцать четыре шиллинга.

Однако неуравновешенный ум миссис Неилор направил события в неожиданное русло. Старуха приветствовала его словами:

– Вы должны принести их назад.

– Вы имеете в виду часы?

– Да-да, часы! – В ее голосе послышались слезливые нотки.

– Они принадлежали моему мужу. Он требует их назад. Вы не поверите, если я вам расскажу, что он мне наговорил. Я нашла все его вещи, но этого ему мало. Он желает получить свои часы.

Хамфри проследил за направлением ее дрожащей руки и увидел, что в захламленной комнате впервые воцарилось некое подобие порядка. Костюмы фасона пятидесятилетней давности, пальто, шляпы, галстуки и шарфы были разложены на полу, стульях и кровати. Восемь пар обуви строем маршировали к камину, полному золы. Рядом лежали охотничья фляга, хлыст и две трости с серебряными набалдашниками. На одном из стульев стояла коробка с бритвами, на другом лежали несколько помазков. Сваленные в изножье кровати парики походили на диковинное лохматое животное.

Старуха пронзительно завизжала. Окно, через которое она ранее окликнула мальчишку-посыльного, все еще оставалось открытым, и прежде, чем Хамфри успел шевельнуться, она высунула голову наружу и завопила:

– Меня ограбили! Ограбили!

– Миссис Нейлор, – взмолился Хамфри, бросившись к ней и пытаясь оттащить ее от окна, – вы перебудите всю улицу. Никто вас не грабил. Вы подарили мне часы, но я принесу их. Я сейчас же за ними пойду.

Однако возле окна уже собралась толпа любопытных, сквозь которую проталкивался аккуратно одетый мужчина респектабельного вида. Подойдя к окну, он посмотрел наверх, где Хамфри все еще старался успокоить миссис Нейлор, и чопорно осведомился:

– В чем дело, миссис Нейлор? Вы утверждаете, будто вас ограбили? Я всегда говорил, что рано или поздно это с вами случится, раз вы живете тут одна. Когда это произошло?

– Вчера! У меня украли часы моего мужа! Он ругает меня, говорит, что я забочусь только о своих вещах, а его – теряю! Что мне делать?

– Ну, самое главное – сообщить мне, так как я констебль. Сейчас я поднимусь к вам.

Шагнув назад, он подпрыгнул, уцепился руками за подоконник и подтянулся.

– Доброе утро, сэр, – поздоровался констебль, впервые заметив Хамфри.

– Это правда или ее очередной припадок безумия?

– И то и другое, – ответил раздосадованный Хамфри. Он предпочел рассказать все как было, прежде чем старуха наговорит невесть что.

– А я подумал, что ее и в самом деле ограбили. Говорят, у нее тут припрятана тысяча фунтов. Однажды ночью кто-нибудь вломится к ней в дом, а может, и ее саму заодно прикончит.

– Констебль усмехнулся без особого сочувствия.

– Ну, если так, мне тут нечего делать.

– Однако привычка во все вмешиваться не позволила ему уйти, и он повернулся к миссис Нейлор:

– Не поднимайте шума из-за ерунды. Ваши часы в целости и сохранности у доктора Шедболта, и он принесет их вам. Понятно?

– Я хочу получить их дотемна. Не желаю, чтобы Генри снова кричал на меня ночью. Да и самой мне нужно знать, сколько времени.

– Вы получите их во второй половине дня, миссис Нейлор, обещаю вам.

Старуха слегка успокоилась.

– Ну вот все и улажено, – промолвил констебль таким тоном, будто он один разрешил сложнейшую проблему.

Простившись с Хамфри, он перелез через подоконник и спрыгнул на дорогу.

– Закройте окно! – завопила миссис Нейлор. Когда Хамфри не без труда закрыл и запер окно, она вспомнила о часах.

– Обязательно принесите их дотемна, слышите?

Хамфри повторил свое обещание и вышел из дома, охваченный волнением и сгорая от стыда. В тот момент он представлял себе только два возможных выхода из положения, и оба внушали ему отвращение. Можно было одолжить у доктора Коппарда двадцать четыре шиллинга или отнести ожерелье в магазин и попросить вернуть деньги. Разумеется, продавец может отказать, и все кончится очередным конфузом. А если попросить взаймы у доктора Коппарда, то старик непременно свяжет это с Летти. После четырех лет, в течение которых Хамфри удавалось сохранять финансовую независимость, не требовалось большой проницательности, чтобы догадаться о причине внезапной перемены.

Все утро Хамфри мучительно пытался сделать выбор между продавцом и доктором Коппардом. Он уже склонился было к первому варианту и ощущал сожаление, что не сможет сделать Летти такой прекрасный подарок, когда внезапно вспомнил о Планте Дрисколле. Не то чтобы занять у него деньги слишком легко, особенно после отказа Хамфри от гонорара за медицинские услуги, но, если сделать это удастся, Летти получит ожерелье, а доктор Коппард не станет брюзжать попусту. Чем дальше Хамфри обдумывал этот вариант, тем более предпочтительным он ему казался.

Хамфри не знал, где живет Плант и кто он такой. Осторожные расспросы неожиданно появившегося пациента позволили ему сделать вывод, что он, очевидно, единственный человек в городе, кто ничего не знает о Дрисколле. То же самое сказал ему и старый Даффл, склонившись над своей ступкой и пестиком:

– Неужели вы ничего не знаете о Дрисколле? Впрочем у старого доктора свои лошади. Так вот, Дрисколл держит конюшню у дороги на Форнем за развилкой.

Дела у него идут скверно – людям незачем тащиться целую милю, чтобы нанять лошадь. Тем не менее Дрисколл на житье не жалуется и даже разводит лошадей. А почему вы спрашиваете?