Виктория Холт - Мой враг – королева Страница 20

– Ваше Величество плохо себя чувствуют? – прошептала я ей.

Еще несколько фрейлин собралось вокруг нее, и она скорбно посмотрела на нас, проговорив:

– Королева Шотландии разрешилась прекрасным сыном, а я по-прежнему – бесплодное дерево.

Углы рта ее скорбно опустились, и она выглядела бледно и печально. Сесил что-то прошептал ей, и она кивнула.

– Пришлите ко мне Мелвилла, – сказала она, – я выражу ему мое высочайшее удовольствие по поводу события.

Когда пришел шотландский посол, вся печаль будто слетела с нее. Она весело сказала ему, что узнала новость и весьма ею обрадована.

– Моя сестра, королева Шотландии, любима Богом, – сказала она ему.

– Это милость Божья дала нам наследника и благополучное разрешение королевы от родов, – ответил Мелвилл.

– О, да. В Шотландии был большой раздор, однако этот ребенок принесет ей желанный мир.

Когда Мелвилл спросил, не соизволит ли она стать крестной матерью принцу, она ответила.

– Охотно.

Я увидела, как после этого разговора ее глаза следили за Робертом, и подумала.

– Она этого так не оставит. Рождение сына у королевы Шотландии привело ее к мысли о необходимости наследника для Англии. Теперь она выйдет за Роберта Дадли, потому что всегда желала иметь его.

В тот Новый год королева так благоволила ко мне, что подарила мне отрез черного бархата, и это было весьма дорогим подарком.

Мы со двором были в Гринвиче на праздновании Двенадцатой ночи. Я была в возбужденном, приподнятом настроении, отношение ко мне Роберта Дадли за последние несколько недель изменилось Я теперь часто замечала на себе его взгляд в полном зале, мы обменивались взглядами и улыбались друг другу.

Не было сомнения, что за последнее время Роберт стал не только самым красивым мужчиной при дворе, но и самым богатым и могущественным человеком. В нем была мужественность, что немедленно бросалась в глаза любому. Но я никогда не была уверена, привлек ли он меня своими чарами либо я соблазнилась возможностью потягаться силами с королевой, потому что даже заговорить с Робертом по-дружески значило неизбежно навлечь на себя ее гнев. Любая встреча между нами должна была состояться с максимальными предосторожностями и в строжайшей тайне, потому что если бы это когда-либо достигло ушей королевы, то был бы конец и его и моему процветанию при дворе. Это также воодушевляло и зажигало меня, я всегда любила риск.

Я не была столь глупа, чтобы думать, что ради меня Роберт пожертвует привязанностью королевы. Если бы она только поманила его, он немедленно оставил бы меня. Он был однолюб: его единственной большой любовью была корона. Если он когда-либо желал чего-то, то желал страстно, и делал все, что было в его силах, чтобы достичь цели. К несчастью для него, существовал лишь один способ достичь желаемого, так как только Елизавета могла дать ему власть и корону. Но проходили дни, и Елизавета выказывала все менее желания поделиться с ним властью.

И Роберт все более и более злился: перемена в нем была заметна всем. Сколько раз королева пробуждала в нем надежды, столько же раз все откладывалось. Теперь для него становилось ясным, что, возможно, она никогда не выйдет за него замуж. Он взял в привычку отлучаться на несколько дней, и это всегда приводило королеву в бешенство. В какую бы залу она ни входила, она всегда глазами искала Роберта, и, если его не бывало, она становилась все более и более раздраженной, призывала к себе фрейлин, и мы знали, что вскоре кому-то будет королевской ручкой нанесен удар «за неспособность» или «неловкость», чему мы на самом деле этим были обязаны Роберту.

Иногда она посылала за ним и вопрошала, как он осмелился отсутствовать. Обычно он отвечал, что ему кажется, будто его присутствие более не является для нее необходимым. Они ссорились; мы слушали, как они кричат из-за дверей друг на друга и поражались безрассудной смелости Роберта. Иногда он яростно выбегал из ее апартаментов, и она кричала ему вслед, что рада избавиться от его присутствия. Затем она вновь посылала за ним, и они примирялись, и он вновь становился ее «милым Робином». Но она никогда не желала разрешить самого главного вопроса.

Я полагала, что он, наконец, поймет, что она никогда не выйдет за него замуж, и оставит надежду. Я видела, бывало, как она ласкала его, гладила его волосы и даже целовала – и никогда не позволяла себе пойти дальше этого. Я начинала думать, что в ней было что-то ненормальное.

А затем случилось то, чего я, казалось мне, ждала всю жизнь. Не было сомнения, что Роберт начал ухаживать за мной. Может быть, именно то, что я раз за разом видела их вдвоем и полагала, что их манера играть в любовников глупа, я становилась все более и более нетерпимой к их отношениям. Возможно, я желала отомстить королеве за все ее щипки и пощечины. А может быть, я желала доказать ей, что в некоторых аспектах могу потягаться с ней и стать победительницей. Для натуры, подобной мне, величайшим несчастьем было всю жизнь выступать в роли униженной и благодарной подданной.

Тот случай ясно помнится мне и по сей день.

Я была с нею и с прислугой, которая готовила ее к вечеру. Она сидела перед зеркалом в блузе и льняной нижней юбке, разглядывая свое отражение. Она улыбалась и, вероятно, размышляла над чем-то приятным для нее. Думаю, она предполагала посвятить Роберта в «бобовые короли» по традиции Двенадцатой ночи. Человеку, получившему титул «бобового короля», дозволялось делать все, что ему пожелается в ту ночь. Он мог попросить кого угодно сделать то, что придумал, и все обязаны были повиноваться.

Я была в этом почти уверена, потому что так и случалось в прошлом, и я думаю, именно об этом она и размышляла, пока мы одевали ее. Она взглянула на яйцевидные нюрнбергские часы в хрустальной оправе и проговорила:

– Вы что-то копошитесь слишком медленно. Чего вы ждете?

Одна из женщин подошла к ней с подносом, на котором лежали шиньоны. Елизавета выбрала один из них, и ее волосы уложили в любимом ею стиле.

Следующим этапом предстояло одеть ей корсет. Никому не хотелось делать это, поскольку она любила утягиваться очень туго, и становилась чрезмерно раздраженной, если ее слишком уж туго стягивали, а также и тогда, когда ее талия казалась ей стянутой недостаточно туго, чтобы выглядеть тонкой, как она того желала. Но в тот вечер она была рассеянной, и мы благополучно прошли через эту процедуру. Я помогла завязать накладки из китового уса, и мы надели на нее множество нижних юбок. Затем она села, и ей принесли на выбор кружева. Она выбрала кружево в новом стиле «пикадилли», с тщательно вышитыми краями из изысканно вырезанного шелка. Она выглядела в ту ночь особенно изысканно и пышно: весь наряд ее переливался и сверкал в свете свечей и канделябров.