Жюльетта Бенцони - Оливье, или Сокровища тамплиеров Страница 20

Он медленно прогуливался по двору, когда от отбрасывающих тень строений отделилась тень и направилась к нему. Он увидел большой черный плащ и понял, что в него куталась женщина, — хотел отступить от нее, но она бросилась прямо в его руки.

— Мессир Оливье! Прошу вас, выслушайте меня.

Он узнал не столько лицо, сколько голос, — это была Агнесса. Видеть ее ему было неприятно, и он сразу замкнулся.

— Что вы делаете здесь в такой час, благородная дама? Ведь ваше место рядом с супругом, не так ли? — спросил он, и его голос был резким, как острие меча.

— Я знаю, но должна поговорить с вами хотя бы кратко. Подумайте о том, что я и не надеялась увидеть вас вновь!

— А разве мы должны были вновь увидеться?

— Вы, наверное, нет, но я... месяцы и годы я надеялась, что это произойдет. И это действительно произошло, ведь мы стоим рядом, и никто нам не мешает!

— Что мы можем сказать друг другу наедине, не нанося урона чести? Сам я считаю, что мне не подобает слушать вас... Поэтому прощайте!

— Нет! Подождите хоть минутку! Я просто хочу задать вам вопрос, только один...

Глаза Оливье обладали способностью видеть в темноте. Вот и сейчас он явственно различал лицо женщины, ее блестящие глаза, наполненные слезами.

— Что за вопрос?

Он услышал глубокий вздох, потом она торопливо произнесла:

— Вы вступили в Храм из-за того, что я вышла замуж?

— Вот в чем дело! Положительно, женщины — очень странные существа, всегда ставят себя во главу угла. Как вам пришла в голову подобная мысль? Я дал обет, потому что давно этого хотел!

— Послушайте, Оливье...

— Брат Оливье, будьте добры!

— Нет, не буду добра! Вы, может быть, и забыли, а я нет! Я помню турнир в Кастеллане, когда ваш взгляд говорил совсем иное. Я прочла в нем, что вы считаете меня очень красивой и желаете меня. И я тоже вас желала! О, как я мечтала стать вашей женой! Но мой отец, даже не спросив меня, дал обещание Жану д'Эспаррону... я так и не узнала, почему. Он не был старшим сыном, не был настолько красив и богат, каким всегда хотел казаться.

— Мадам, прошу вас. Меня это не интересует!

— Сейчас, быть может, и не интересует, но ведь вы не посмеете лгать: разве вы меня не любили? Об этом знали все! А монастырь вы выбрали сразу же после того, как было объявлено о моей помолвке!

— Я выбрал не монастырь, а сражения во имя Господа на Святой земле! Это не одно и то же! Это решение я принял задолго до того, как увидел вас. Простите мне мою откровенность, даже если она вам неприятна!

Он услышал пронзительный, неприятный смешок.

— Откровенность? Я вам не верю. Вы любили меня так же, как я любила вас!

— Весьма сожалею, мадам, но я не любил вас. По крайней мере не так, как это понимаете вы! Вы были очень красивы, вы красивы и сейчас, — поспешно добавил он, чтобы не задевать тщеславия Агнессы. — Не отрицаю, что вы смутили мою плоть. Но не сердце!

— Вы готовы поклясться в этом?

— Тамплиер не может клясться... и не может лгать, о чем вы сами упомянули. Простите меня!

Наступила пауза. Оливье показалось, что Агнесса собирается с силами, чтобы ударить его побольнее. Потом она прошипела:

— Никогда, слышите? Я вас не прощу никогда! Будьте прокляты!

Она резко повернулась и побежала к господскому жилью. Грозовой ветер раздувал ее плащ, словно какую-то зловещую накидку. В это мгновение ударил гром, а небо пронзил ослепительный зигзаг молнии. Почти тут же над замком разразилась гроза: о землю ударили потоки воды. Оливье побежал укрыться в часовню, как и намеревался до встречи с Агнессой: мир снизошел в его душу в тот момент, когда он встал на колени перед плитой, покрытой цветами, под которой покоилась его мать. Он прислонился к ней лицом, как некогда зарывался в складки платья, и слушал, как медленно стихают гулкие удары сердца...

Когда дождь прекратился, он пошел спать...

На следующий день гости покинули замок, и Оливье больше не встретил супругу Жана д'Эспаррона. Предоставив своему отцу попрощаться с отъезжающими, он вместе с Эрве исполнял в часовне все религиозные утренние обряды, но, выйдя во двор, с большим облегчением заметил, что под сегодняшним солнцем Валькроз вновь безмятежно вернулся к своим повседневным занятиям. Погода стала хорошей и собиралась подарить — во всяком случае, так казалось, — вечное отдохновение величайшему сокровищу человечества: таблицам Закона, начертанным пылающей дланью Бога. Все понимали, какое важное дело предстоит им выполнить, и полуденный обед прошел в молчании. Лишь после того, как были произнесены благодарственные молитвы, барон Рено и Максимен взяли масляные лампы, а Оливье и Эрве — свечи. Оливье не впервые спускался в недра подземелья, а Эрве дрожал от нетерпения, чувствуя себя на пороге новой реальности: как его друг и, может быть, даже больше, он любил тайны. Скрытые смыслы всегда привлекали его. Живой ум и образование позволили ему овладеть некоторыми секретами Храма: например, его особой криптографией и странным языком особых знаков, которые были созданы мудрецами Ордена для того, чтобы их можно было легко читать и в грядущих веках. Он многое знал о тайниках командорств: как в них проникать и что в них хранится. Подобные знания, естественно, были даны не всем. Только тем, кто обладал достаточно развитыми интеллектуальными способностями. Вот почему Эрве буквально кипел от предвкушения:

— Брат Оливье рассказал мне, сир барон, что у вас, прямо под нашими ногами, есть целая сеть обширных подземелий?

— Верно, но самые интересные находятся совсем в других местах.

— Значит, в часовне? В них нередко бывают крипты...

— Есть одно подземелье, которое соединяется с тем, что находится под полом кухни. О нем многие в деревне знают. Речь идет о тех, кто узнал о нем от своих отцов, укрывавшихся в Валькрозе, когда звучал набат, возвещавший о нападении сарацин. Они использовали расщелины в скалах для того, чтобы попасть подземными ходами в окрестные часовни. Но я покажу вам то, что является истинной тайной замка. Даже ты, сынок, ничего о нем не знаешь. Следуйте за мной!

В сопровождении троих спутников Рено вышел из большого зала и направился к винтовой каменной лестнице, но стал не спускаться вниз, к подвалам, а, напротив, подниматься. Когда они взошли на второй этаж, он двинулся по узкому темному коридору, в который выходили двери жилых помещений, прошел его до самого конца и открыл низенькую дверцу: за ней обнаружилась круглая комната, где царил изрядный беспорядок — она походила одновременно на монастырскую «библиотеку» и на кабинет алхимика, потому что среди пыльных книг, расставленных на полках, стоял каменный столик с множеством реторт, флаконов, горшочков, а под высоким козырьком незажженного камина находилась маленькая переносная печка, уже заметно проржавевшая.