Кристина Додд - Древнее проклятие (Грешный и влюбленный) Страница 20

— Ты присматривай за ними. — И после этого ушла.

Ранд глядел, как Бетти неторопливо выплывает из комнаты.

— Да задумай я в самом деле что-нибудь, Я бы уж нашел способ от тебя избавиться, — сердито проворчал он. Потом обратился к Силван:

— А вы садитесь-ка на постель да займитесь тем, ради чего пришли.

То, что экономка позволяла себе не выказывать особенного почтения к ее подопечному, укрепило в Силван уверенность в себе и даже некоторое превосходство. Как бы то ни было, раз уж Бетти может так разговаривать с Рандом и ей это сходит с рук, то она-то, во всяком случае, сумеет укротить его. А раз так, что уж такого страшного, если она ненадолго присядет к нему на кровать? Человек в параличе, а она — его сиделка. Совершенно спокойно она забралась на его высокую перину.

— Мисс Силван!

Джаспера, судя по голосу, такое поведение коробило даже сильнее, чем Бетти, но парочка на постели не обратила никакого внимания на предостерегающий голос. Силван села, поджав под себя ноги, лицом к подушке, постаравшись так задернуться в свою юбку, чтобы из-под нее не выглядывало ничего мало-мальски соблазнительного, — просто необходимая мера предосторожности, вот и все.

Рука Ранда покоилась поверх простыни там, где она ее пристроила, и казалась такой безжизненной, что можно было подумать, у него не ноги, а руки отнялись. Но стоило Силван взяться за эту ладонь, как ока ощутила заряд энергии, которая, казалось, рвется наружу из этой плоти. Не приходилось ей прикасаться к человеку, до того живому, что все в нем будто звенело, как натянутая струна. Словно бы Ранд был источником жизни, питающим этот мир — и, значит, если Ранд умрет, то и миру придет конец.

Какая только чушь не придет на ум, подумала Силван и решила, что это все от усталости.

Она осторожно проткнула кожу иголкой, стараясь подцепить кончик занозы.

— Будет больно.

— Знаю.

Силван поразилась какой-то странной интонации его голоса: казалось, что ему чуть ли не доставляет удовольствие испытывать боль. Она вонзала иглу все глубже и глубже под кожу, но Ранд все терпел, и стоицизм не изменил ему даже тогда, когда она полила всю рану остро пахнущей жидкостью из темной бутылочки, чтобы не было нагноения.

Может, он решил, что лучше уж боль чувствовать, чем вообще ничего? Может, радовался, что хотя бы руки у него еще чувствительность не потеряли?

— Ну, вот и все. — Силван завинтила крышку от бутылки. — Больше ничего не беспокоит?

— Нет.

Она начала спускаться с высокой кровати, но он ухватил ее за плечо здоровой рукой.

— Постойте.

Она удивленно поглядела на него.

— Я хочу попросить у вас прощения.

— Сэр?

— За своего брата.

Силван даже остолбенела от неожиданности. Но изумление тут же сменилось злостью, и она стряхнула с себя его руку.

— Вы за брата извинения просите? После всего, что вы творили сегодня?

Ранд открыл было рот, но не нашел что сказать и лишь озадаченно почесал в затылке.

— Ну, мне это в голову как-то не приходило. Но вот за брата я хочу извиниться.

— Вас надо…

Он поднял бровь и ухмыльнулся:

— Отшлепать?

— Пристыдить. Неужели вам не совестно?

— С чего бы? Может, я и невыносим, но ведь не я вас сюда заманил.

— Откуда вы…

— Откуда я знаю? — Он ухмыльнулся. — Что-что, а методы Гарта мне хорошо известны. Могу себе представить, что он вам наплел: «Бедный Ранд, он прикован к постели, еле в кресло на колесах перебирается. Совсем зачах. И жить ему не хочется».

Точь-в-точь такими словами Гарт ее и уговаривал. Силван покраснела, а Ранд, заметив ее смущение, довольно расхохотался.

— Гарт — человек неплохой, но наш отец растил его как будущего герцога. А поскольку отец был уверен, что выше герцога Клэрмонтского только святые апостолы да сам Господь Бог, Гарт и привык, что все на свете ему подчиняются И любые его желания исполняют. Не считаясь с издержками.

— А у вас не так?

— Во мне отец воспитывал веру в то, что любой из рода Малкинов имеет власть разбушевавшуюся стихию усмирить: ураган остановить или бурный поток вспять повернуть.

— Так почему бы вам не попробовать? — невольно полюбопытствовала она.

В его глазах мелькнуло озорство.

— Не хочу, вот и все. Нет на то моего желания.

Силван опустила одну ногу на пол.

— Ну, ваши желания меня не интересуют.

— Правда? — Он так это сказал, что она в замешательстве остановилась. И вовсе оцепенела, услышав:

— Мне нравилось глядеть на вас в Брюсселе.

— Ш-Ш-Ш. — Она глазами показала на Джаспера.

— Джаспер, поди вон. — Ранд нетерпеливо махнул рукой. — Не нужен ты мне.

— Но, хозяин…

— Пошел, пошел отсюда, — раздраженно подгонял Ранд. — Мисс Силван сама обо мне позаботится. Она справится, если мне что будет нужно. И исполнит все мои желания.

Бросив взгляд, полный обиды и уязвленного самолюбия, Джаспер побрел к двери.

— Закрой ее за собой! — крикнул Ранд.

— Нет! — воскликнула Силван. Джаспер с силой захлопнул дверь, а Силван попыталась соскользнуть с кровати, но пораненная ладонь Ранда, которую она только что лечила, вцепилась в ее коленку.

— Мне нравится, как вы сейчас выглядите.

— Так ваши глаза еще что-то видят, — ехидно бросила Силван.

— Я и сам тому удивляюсь. Что хорошего, если калека, — пальцы Ранда поднялись повыше, к ее бедру, — замечает, что ему по душе внешность женщины?

Она сильно шлепнула его по запястью.

Но он не успокаивался и продолжал гладить ее тело.

— А что хорошего, если ему эту женщину поцеловать хочется?

— Ну и ну! — Так он еще и целоваться собирается?

В Брюсселе Силван к нему тянуло. Несмотря на все ее благоразумие и осторожность, она готова была очертя голову кинуться в его объятия. Все в нем ее влекло: и его сила, и то, как он двигался, и как смотрел. Но ведь то была чисто телесная тяга. И больше ничего. А сейчас что?

— А вы меня поцелуете? — не унимался Ранд.

— Я теперь безобидный, как ягненок.

«Скорее, как голодный тигр», — подумала Силван.

— Поближе, — прошептал он.

И у нее хватило глупости погладить тигра и послушать, как он мурлычет.

— Будем считать, что это входит в ваши обязанности сиделки. — Лапа тигра продвигалась по ее ноге все выше и выше, прикасаясь так а бережно, что она почти ее не ощущала. — Это, примерно то же, что удалять занозу из ладони, благодаря этой процедуре я по ночам буду просыпаться и думать, будто я еще мужчина.

Воспитание, полученное ею в отеческом доме, где все было пропитано цинизмом до такой степени, что он проникал в плоть и кровь, все же не могло притупить ее природного здравомыслия.

— Вы, наверное, всех горничных в Клэрмонт-курте перецеловали, чтоб убедиться, что вы еще мужчина.