Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 20

— Нет, дядя Жан, он не стал бы так рисковать.

— Значит, нанял какого-нибудь головореза в Париже! В столицу Ларош точно мог поехать, — предложил свою версию Ричард.

— Думаю, это кто-то из замковой прислуги, — сказала Элизабет. — Конечно, не старик Леандр… Венсан, конюх! Когда мне было шесть, он уже служил у Ларошей в замке. Венсан, которого Мадлен будто бы убила незадолго до моего возвращения во Францию!

И снова молодая женщина пожалела, что столько времени потратила зря в Париже. И добавила запальчиво:

— И сбежать из Шаранты я тоже поторопилась! Мадлен сейчас в бордоской тюрьме, и мы запросто могли пожить какое-то время в Ангулеме, чтобы я могла съездить туда и обо всем ее расспросить. Они с Венсаном были любовники, он наверняка ей много рассказывал.

— Лисбет, и что бы от этого поменялось? — со вздохом произнес ее муж. — Дэни Биффар погиб при крушении «Бургундии», этот Венсан убит. В отношении них справедливость восторжествовала.

— Но остаются еще какой-то Морис — мадам Биффар назвала его «здоровяк Морис» — и рыжий Деде! — возразила Элизабет. — Если бы я вовремя их разыскала, может, узнала бы что-то еще. Но, увы, времени на расспросы у меня было очень мало!

Жан стукнул бокалом о стол. Сейчас и он разделял сожаление племянницы:

— Твоя правда, Элизабет. Встреть я сегодня этих мерзавцев, я бы дух из них вышиб! Скорее всего, они до сих пор живут в припортовых трущобах. Но теперь ничего не поделаешь.

— К сожалению, Жан, это так, — вздохнула Бонни. — И незачем расстраиваться!

— Я согласна с Бонни — незачем, — кивнула Элизабет. — Виноватый в этом деле один, и мы все знаем, кто это. И он наверняка уже уничтожил все улики. Пусть его накажет Господь…

Она выпила немного белого игристого вина, а в левой руке сжала крестильный медальон матери, который считала своим талисманом.

— Оставим позади наши огорчения и неприязнь, — мягко сказал Ричард. — Лисбет, любимая, я знаю, тебе много пришлось выстрадать, но твои родители желали тебе счастья. Поэтому прошу, оставь на время поиски правды и ответов, которые облегчения не принесут. Это касается и вас, Жан!

— Отлично сказано! — подхватила Бонни. — Элизабет, мы посреди океана, и тут никто тебя не обидит!

Молодая женщина разгладила невидимую складочку на юбке. Ей все еще было очень тревожно. Что ж, придется делать вид, что все хорошо, — притворяться, ни на мгновение не забывая о предостережении свыше. Что, если не предостережение, этот сон, в котором она увидела себя раненой? Удар ножом? Выстрел? Если б знать!

И пока она, сидя за столом, безмятежно улыбалась близким, в голове неотвязно крутилось: «Кто умирает? Кто?»

В доме доктора Фоше. Городок Эгр, что в департаменте Шаранта, среда, 28 июня 1899 года

Гуго Ларош провел эту ночь на раскладной кровати, которую по его просьбе установили тут же, в рабочем кабинете доктора Фоше. А пробудившись, невольно ужаснулся содеянному. Неужели он столько всего натворил? Ощущение было, будто смотришь со стороны на чьи-то чужие безумства… Расстроенный, он потер глаза и сел на край своего узкого ложа.

— Как он? — спросил Ларош у врача, который склонился над Жюстеном. — Жив или?…

— Цепляется за жизнь, — отвечал доктор Фоше. — Ничего обещать не могу, но операцию парень пережил. И это уже достижение. Сейчас он под действием опия, я дал большую дозу.

Ларош встал — взъерошенный, осунувшийся, под глазами темные круги. Рубашка на нем измялась, штаны были сплошь в пятнах крови.

— Нечасто я видел тебя в таком состоянии, Гуго! — обернулся к нему друг. — Даже в тот день, когда ты сообщил о смерти дочери. Хотелось бы получить кое-какие пояснения!

— Разумеется, я как раз собирался это сделать. Мы здесь одни? Где жена?

— С приходом тепла Беатрис уезжает на виллу, в Руайан. Странно, что ты спрашиваешь… Пока ее нет, мы постоянно собираемся у меня, чтобы поиграть в бридж.

— Да-да, конечно. Хорошо, что ее нет дома.

С этими словами Ларош подошел к смотровому столу, на котором лежал Жюстен. Послушал, как тот тихонько дышит, всмотрелся в бледное до желтизны лицо. Давно забытое волнение овладело Гуго Ларошем. Вспомнилось, как Катрин, еще совсем крошка, упала и поранилась и как он ходил смотреть, как она спит… Он вздрогнул всем телом.

— Надеюсь, он поправится, — проговорил помещик бесцветным голосом.

— Остается уповать на милость Господню, Гуго! Идем в кухню, я сварю нам кофе. Беатрис увезла с собой прислугу. Но это не страшно, на четверть часа можно оставить парня одного.

Ларош только кивнул. Он думал про Коля, которого отправил в Гревиль с приказом держать язык за зубами и к обеду вернуться в Эгр верхом и привести с собой оседланного Галанта.

— Мариетта пристанет с расспросами. Что мне ей говорить? — спросил Коля. — Невестка ведь…

— Скажешь, что Жюстен в хороших руках.

Пока друг Леон заливал кипяток в белый фарфоровый кофейник, Ларош вспомнил и про Мариетту. Перед отъездом он отвел молодую прачку в сторонку — сказать, чтобы тоже попусту не болтала. Та пообещала молчать, но — за кругленькую сумму.

— И в замок ваш, мсье, я больше ни ногой! Если обманете с деньгами, все расскажу жандармам. А если Жюстен умрет, заплатите вдвое против условленного!

Внезапно Лароша прошиб холодный пот: что, если эта девчонка проговорится?

Ему конец!

— Ты как себя чувствуешь? — спросил Фоше, который уже какое-то время наблюдал за другом. — Может, виноградной водки? Разумеется, из твоих винокурен.

— Охотно! — тихо ответил помещик, присаживаясь к столу.

Доктор последовал его примеру. Сквозь пар, поднимавшийся от чашки с кофе, он испытующе смотрел на гостя.

— Я весь внимание, Гуго! Ну, откуда взялся этот юноша? Мы с тобой вместе учились в лицее, вместе сражались с пруссаками, но про сына, которому теперь уже двадцать лет, я слышу впервые. Полагаю, прижит на стороне.

— Все просто, Леон. Одно время я по глупости связался с одной из служанок. Это было трудное для нас с Аделой время: у нее снова случился выкидыш. Об этом я могу не рассказывать, ты в курсе. Кроме Катрин, других детей у нас не было. А она как раз бегала на свидания к Гийому Дюкену, за которого потом вышла замуж. Я тогда запил, каюсь.

— Вот оно что… — покивал доктор. — А не о Мадлен ли ты говоришь?

— Увы, о ней! Беременность она скрыла и под каким-то предлогом, не помню, на время уехала. Я, честно говоря, вздохнул с облегчением. И вот недавно узнаю, что, когда ее сыну исполнилось два