Будь моей - Линдсей Джоанна Страница 20

Однако все его старания причинить своей невесте дополнительные неудобства пропали втуне. Видя, что прислуга в этот ранний час уже не спит, Василий послал одну из горничных разбудить Александру. Та вернулась с ответом, что «Алин» уже, весьма вероятно, в своей конюшне. Граф был несказанно удивлен, услышав, что служанка называет госпожу столь фамильярно, поэтому не обратил внимания на слова: «в своей конюшне».

Скверное настроение графа еще усугубилось тем, что Александра его опередила. Василий погнал ворчащего Лазаря завтракать с бароном и обнаружил, что его невеста и на сей раз не собирается составить им компанию.

Как ни странно, но после этого он решил не спешить и целый час праздно сидел за столом, не обращая внимания на многозначительные покашливания Лазаря и его осторожные кивки на дверь.

Когда же Василий наконец покинул столовую, вчерашние три горничные тут же слетелись к нему: одна — со шляпой, другая — с плащом, а третья — с перчатками. Собственный слуга графа, Борис, обязанный прислуживать ему и Лазарю, увидев эту сцену, только пожимал плечами в знак своего бессилия справиться с женщинами и пробиться сквозь этот заслон.

К счастью, Василий, считая такой интерес к своей особе совершенно нормальным, едва обратил на него внимание и преспокойно позволил радостным девушкам одеть себя, даже не замечая, как красноречиво их руки задерживаются на его теле. За этим занятием и застала графа Александра, решившая выяснить, что задержало кардинцев; Увидев служанок, вьющихся вокруг Василия "с таким видом, словно бы некие интимные отношения с графом давали им на это право, Александра истолковала эту сцену абсолютно однозначно и с едким сарказмом заметила:

— По-моему, кто-то говорил вчера, что ему не терпится вернуться в Кардинию. Конечно, мне следовало бы догадаться, что человек ваших наклонностей и Темперамента не сможет оторвать задницу от постели в нужное время.

Она вышла, прежде чем Василий успел придумать достойный ответ. Служанки испарились при первых же звуках голоса хозяйки, а Лазарь, прикрывая рот ладонью, давился смехом. Но барон, стоявший в дверях столовой, казался не на шутку огорченным и смущенным, правда, не более, чем вчера за обедом, когда извинялся за поведение своей дочери.

— Она, гм, она…

Василий сжалился над несчастным, которого господь наградил такой дочерью:

— Не нужно никаких объяснений, господин барон. Как вы уже говорили, с ней требуется обращаться… э-э… с большим вниманием.

Теперь уже он с нетерпением дожидался этой возможности. Высмеивать его?! Да будь он проклят, если еще до исхода дня не заставит эту девицу проливать слезы. В конце концов презрение в умелых руках может стать смертельным оружием, а его руки в этом смысле были не просто умелыми — совершенными!

Когда Василий со своими людьми добрался до конюшен, Александра уже восседала на своем белом жеребце. Вчера граф отказался осмотреть имение и не знал, что у Русиновых было пять просторных конюшен, расположенных на пути от усадьбы до ближайшей деревушки.

Собственно, ему было плевать на поместье Русиновых. Сейчас Василия интересовал только один, предмет, вызвавший его досаду. На Алин была точно такая же рубашка, как вчера, и те же непривычного вида штаны, правда, на сей раз чистые. Сегодня она подпоясалась синим кушаком и надела более нарядный камзол, отороченный черным мехом, таким же, как и шапка, совершенно скрывавшая волосы.

Василий по-прежнему не мог забыть ее последнее оскорбление и, тем не менее, увидев Алин, был почему-то разочарован: по какой-то необъяснимой причине он рассчитывал увидеть ее одетой более подобающим образом и с нетерпением этого ждал. Даже если она наденет костюм для верховой езды, думал он, это должен быть женский костюм. Граф предвкушал подобное зрелище: Александра в женском платье — ведь ему говорили, что эти ужасные штаны были ее рабочей одеждой, а так как по пути в королевство работать ей явно бы не пришлось, то и носить их не следовало. Тем не менее Алин сидела на коне в этом своем мужском костюме и в бледном утреннем свете казалась трепетно красивой.

Бросив взгляд на ее левую руку, Василий заметил, что кольца нет. А, собственно, что удивительного? Вне всякого сомнения, она дождется удобного момента и бросит это кольцо ему в лицо.

Графу было достаточно мгновения, чтобы охватить взглядом повозки, и его глаза подозрительно сузились. Неизвестно, чего там она с собой набрала, но они были набиты битком и выглядели чрезвычайно громоздкими и, конечна, слишком тяжелыми, чтобы их сдвинули с места всего четыре лошади.

Но Василий промолчал и, не глядя на свою невесту, весело наблюдавшую за ним, решил все-таки посмотреть, что в них такое. В одной обнаружилась дюжина сундуков, в другой — тоже сундуки, но, кроме того, огромное количество сбруи, веревок, седел и тому подобного, а также множество мешков с зерном. Неужели она считает, что он не в состоянии ее прокормить?

Александра подъехала к графу и остановилась позади, все так же молча наблюдая, поймет ли он ее намерения.

Василий обернулся и, поглядев на нее, просто и недвусмысленно сказал:

— Нет.

Алин даже не попыталась сделать вид, что не поняла его, а лишь упрямо вздернула тонкую бровь.

— Мы еще не женаты, граф. Надеюсь, вы не считаете, что можете диктовать мне свои правила, пока мы не сочетались браком?

Василий был уязвлен, но сохранил невозмутимое выражение лица. Он тоже поднял бровь — и сделал это гораздо выразительнее, чем она, и отпарировал:

— Неужто вы и вправду так думаете? Девушка одарила его принужденной улыбкой:

— Я вижу, вы хотите попробовать. Но в таком случае только зря потратите время. Я еду к вам не с кратким визитом: мы вступаем в новую жизнь, и я не собираюсь оставлять дома свои вещи. Если вы вообразили, что я это сделаю, вы заблуждаетесь.

— Никто вас об этом и не просит, — возразил он.

— Тогда и говорить больше не о чем.

— Напротив, я даю вам пятнадцать минут, чтобы выбрать из этой кучи все необходимое для путешествия — что, кстати, не включает те мешки с зерном, — а затем…

Алин перебила его:

— Это зерно высшего качества, И оно предназначено для моих «деток». Я не собираюсь кормить их соломой, поставляемой почтовыми станциями.

Василий был совсем обескуражен; слова показались ему совершенно лишенными смысла и не имеющими отношения к делу.

— Деток?

Но ей не пришлось отвечать: в эту минуту конюх вывел из конюшни трех чистокровных белых скаковых лошадей. За ними, ведомые другим конюхом, следовали еще три лошади… а затем еще три… и еще…

Когда Василий кончил считать, их оказалось шестнадцать, и эти великолепные животные заполнили весь конный двор.

— Ваши? — ровным голосом осведомился Василии.

— Все до единой, — с нескрываемой гордостью ответила она.

— Ваш отец до смешного щедр, — язвительно заметил он.

— Мой отец подарил мне Гордость Султана в день моего шестнадцатилетия. — Алин любовно похлопала животное, на котором сидела, чтобы у Василия не возникло сомнений, кого она имеет в виду. — Остальных детишек я купила, воспитала и вынянчила сама. Невероятное достижение, если знать в этом толк!

Но Василию было не до того, он видел только, что она собирается взять их с собой и тащиться с ними по горам, в то время как приближается зима и за каждым камнем прячутся разбойники, готовые за любого из этих коней продать и родную мать.

— Это просто смешно, — возразил Василий. — Вы можете, если так настаиваете, взять с собой и ваших «деток» и ваши пожитки, но я не допущу, чтобы они задерживали нас в дороге.

Девушка улыбнулась, давая понять, что ожидала от него как раз чего-нибудь подобного:

— Вы прекраснейшим образом можете отправиться и без меня. Разумеется, я обойдусь без вашего общества, и если мне случится заблудиться и я окажусь не в Кардинии, а в какой-нибудь другой стране, то не буду иметь ничего против.

Василий не мог поверить, что опять проиграл. Конечно, он с радостью бы отправился в путь и без нее, но как в таком случае убедить невесту отказаться от помолвки? Значит, он вынужден настаивать на том, чтобы ехать вместе. С другой стороны, ее отказ подчиниться был совершенно неприемлем: помолвка давала ему право руководить ею, а до нее это, по-видимому, еще не дошло. Но до тех пор, пока Александра находилась под защитой отца, Василий не мог заставить ее выполнять его требования. Ее отец. Внезапно Василий улыбнулся: