Луиза Аллен - Запретная драгоценность Страница 20

Наконец старик, кажется, удовлетворился результатом. Он налил немного жидкости в маленький металлический лингам, подставил правую руку, наполнил ее и протянул ладонь Нику. Тот наклонился и испил жидкость прямо из сморщенной ладони.

Старик сделал какой-то жест, и Ник сам протянул правую руку, зачерпнул жидкости и протянул Ануше:

— Пей.

Она наклонилась, подражая его движениям, и коснулась губами чуть ниже мизинца. Ощутила теплую и податливую плоть, а прикосновение показалось ей очень чувственным и интимным. Выражение полного доверия.

— Пей, — тихо повторил Ник, и Ануша повиновалась. Она втянула горькую жидкость, и его рука чуть прижалась к ее губам, помогая испить все до дна. Высовывая язык, чтобы добрать остатки, она подняла глаза и встретилась с потемневшим взглядом Ника. Медленно выпрямилась, не отрывая взгляда от его лица.

Старейшина кашлянул. Ник повернулся и склонил голову:

— Dhanyvad.

Ануша тоже поклонилась, повторяя за Ником благодарность.

— Теперь уходи, — тихо произнес тот. — Тебя ожидают женщины.

Когда Ануша проснулась, не сразу поняла, где находится. Она лежала на тонком стеганом одеяле. Стоило ей шевельнуться, как руки и ноги заныли от неудобного положения, заскрипели натянутые веревки кровати. Ноздри заполнили всевозможные запахи: пахло скотом, каким-то съедобным варевом и горящими коровьими лепешками.

Она вспомнила, что они в деревне. Села и огляделась вокруг, всматриваясь в темные стены круглой хижины.

— Вы уже проснулись? — послышался тихий голос.

Ануша развернулась и с улыбкой посмотрела на пожилую женщину, что стояла у самой двери. Должно быть, она в своей одежде юноши выглядит очень странно и шокирующе.

— Да. Я хорошо выспалась.

Женщина подошла ближе. Руки и ноги у нее были увешаны браслетами, в носу она носила большое кольцо. Ануша поняла, что, должно быть, это одна из жен старейшины.

— Благодарю вас за ваше гостеприимство. Вы очень любезны.

Женщина махнула рукой, гостеприимство к путникам было ожидаемо.

— А где ваша женская одежда? — спросила она.

— Ее нет. Мне пришлось оставить ее дома.

— Этот мужчина, angrezi, который говорит как мы, он ваш любовник? — Женщина присела на край кровати. Осторожность сменилась живейшим любопытством.

— Нет! Я имею в виду, он мой сопровождающий. Должен доставить меня к отцу в целости и сохранности. Есть человек, который хочет, чтобы я любым способом стала его женой, даже силой, а я… мой отец не желает, чтобы я выходила за него замуж.

Противно использовать отца в качестве оправдания, но зато такая причина понятна любой женщине.

— О, понятно. Меня зовут Вахини. А как ваше имя?

У Ануши мелькнула мысль соврать. Но какой смысл?

— Ануша. И его зовут сахиб Хериард.

Из-за двери послышался чей-то шепот.

— Входите. Наша гостья проснулась, — крикнула Вахини, и хижину тут же заполнила толпа женщин всех возрастов. — Ее зовут Ануша. У нее нет женской одежды, и она бежит к своему отцу от ужасного негодяя.

Женщины сочувственно зашушукались.

— Я не успела забрать свою одежду. Мне пришлось убегать в большой спешке, — пояснила Ануша.

Женщины закачали головами, прищелкивая языком. Потом одна девушка поднялась:

— У нее такой же размер, как у меня. Нехорошо, что она едет с мужчиной и одевается как юноша.

— В женском платье я не смогу ехать верхом, — запротестовала Ануша, когда та направилась к двери.

— Но все остальное время он должен видеть вас женщиной, — сказала другая. — Если вообще будет видеть. Надо облегающую одежду. У Падмы что-нибудь найдется.

Падма вернулась с ворохом одежды.

— Сегодня вечером вы должны надеть это, — сказала она и поочередно выложила ярко-синюю курту[18], длинную юбку-лехенгу и красные брючки. Кроме того, она принесла сандалии, красную чадру-паутинку и длинный синий шарф.

Ануша посмотрела на женщин. Они бедны. Принесенная одежда, скорее всего, лучшая из имеющейся у Падмы, может быть, даже свадебная. А у нее нет никакой возможности отплатить, только драгоценности с собой, для деревенских жителей они бесполезны. Здесь на мили нет никого и ничего, да и при продаже их наверняка надуют.

— Прекрасная одежда. Очень мило с вашей стороны, — сказала она и провела рукой по кайме с затейливой металлической вышивкой. — Когда я доберусь до дома отца, то верну ее вам вместе с подарком от чистого сердца.

— Мы сейчас принесем воды, и вы сможете помыться, — объявила Вахини, и несколько молодых женщин тут же устремились к выходу. — А пока вы можете рассказать нам о себе. Сколько вам лет?

Омовение и одевание явно обещали превратиться в общественное представление. Ануша натянула налицо улыбку, ясно, ей придется отвечать на бесконечные вопросы.

Женщины сгрудились вокруг кухонных очагов. Язычки пламени бросали отблески на их лица и вспыхивали на браслетах и носовых кольцах, изредка высвечивая чью-то быструю улыбку. Где-то позади в хижине захныкал во сне ребенок. Мать поднялась и ушла его успокоить. Женщины сновали взад и вперед, носили свежую воду, нарезали овощи и относили готовую еду мужчинам, что сидели перед хижиной старейшины.

Ануша чувствовала себя расслабленной, но все равно ее одолевали эмоции. В отличие от ее матери эти женщины жили далеко не привилегированной жизнью, но они отнеслись к ней как к родной дочери. Казалось, mata снова вернулась и говорит с ней. Они спрашивали ее о претендентах на руку, рассказывали о брачных соглашениях для юных девушек, со смехом говорили о своих мужьях и по-доброму поддразнивали ее насчет Ника.

Парави была Ануше хорошей подругой, тем не менее она не могла говорить с ней как с матерью. Впрочем, эти женщины, даже со всей своей добротой и материнским отношением, тоже не могли заменить mata. Она умерла год назад от скоротечной лихорадки. Вот только она была рядом, сильная, умная, эмоциональная, и в следующий момент ее не стало. В последние часы перед смертью, прежде чем погрузиться в забытье, mata держала ее за руку и почти бессвязно бормотала:

— Любовь, Ануша. Любовь — это жизнь. И только она. Даже если она разобьет тебе сердце. Любовь…

Иногда это слово звучало до того восхитительно, что казалось, стоящее за ним чувство стоит того, чтобы пережить боль, пережить потерю. А иногда оно выглядело слишком опасным, рискованным. «О, mata, как бы мне хотелось с тобой поговорить!»

Видение поблекло, и Ануша поняла, что смотрит на Ника. Тот сидел на циновке подле старейшины в центре мужского общества. Мужчины курили тонкие черные сигары, которые, как она подозревала, Ник извлек из своей седельной сумки, и что-то живо обсуждали, при этом тщательно следя, чтобы каждый имел возможность высказаться.