Джудит Тарр - Огненный столб Страница 20

Ахетатон на закате был почти красив, а селение строителей в ночи — просто прелестно. Центральная площадь, где днем шумел базар, была залита светом. На одном ее краю установили навес, похожий на царский, на другом — столы с чашами, блюдами и кувшинами. Когда Нофрет подошла, женщины подносили хлеб, сыр, пироги, мясо, разные фрукты. Угощение было не таким изысканным, как на царском пиру, но гораздо богаче, чем можно было ожидать в таком месте.

У Нофрет потекли слюнки. Свежевыпеченный хлеб благоухал, а где-то жарилось мясо: его запах вился вокруг нее, увлекая через толпу людей, полускрытых тенью.

— Нофрет!

Это был Иоханан, он звал ее. Юноша возник из мельтешения света и тьмы, широко улыбаясь, и, чуть не сбив ее с ног, потащил за собой, и Нофрет пошла, не успев понять, куда.

— Тебе надо что-нибудь надеть, — сказал он. Ей пришлось напрячь слух, чтобы услышать его. Люди пели. Барабаны, бубны, пастушьи дудки производили оглушительный шум.

У самых дверей его дома она остановилась.

— У меня с собой кое-что есть. Если ты меня, наконец, отпустишь, я смогу одеться.

— Как, прямо на улице? — Иоханан засмеялся, когда она взглянула на него с возмущением, точно как ее госпожа, и втолкнул в дом.

Нофрет попыталась воспротивиться, все-таки опасаясь встречи с его бабушкой. Но в доме никого не было. Иоханан провел ее в комнату за занавеской, где можно было без стеснения одеться — глупо, потому что он никогда не видел ее одетой основательнее, чем в набедренную повязку, но спорить не хотелось.

Надеть платье и украшения самой, без помощи царевны, оказалось непросто, но Нофрет справилась. Она надеялась, что ее волосы не слишком растрепались. Разглаживая стеснявшую ее узкую юбку, девушка выскользнула из-за занавески прямо в руки Иоханана.

Юноша весь вспыхнул. Бросив на нее ошеломленный взгляд, он уже не знал, куда девать глаза.

Вот теперь-то можно посмеяться над этим мальчишкой, который видел ее почти голой и не стеснялся, а один взгляд на ее наряд лишил его дара речи.

— А ты, наверное, считал меня совсем дикаркой?

— Нет-нет, — сказал он поспешно. — Я не знаю, я не…

— Что, я настолько ужасна?

— Нет! — Иоханан, сам удивившись своему крику, торопливо закрыл рот, но затем, собравшись с мыслями, решительно сказал: — Ты красавица. Я не ожидал.

— Ты, должно быть, слепой.

— Нет. Ты настоящая красавица. — Иоханан протянул руку. — Пошли, а то опоздаем.

Пальцы у него были тонкие и удивительно сильные, а рука холодной: он был далеко не так спокоен, каким старался казаться. Но и она волновалась.

— Я всего лишь Нофрет, — произнесла она.

— Да, — ответил Иоханан. Что он имел в виду?

Нофрет подумала, что это — настоящая свадьба. Не то что странный обряд в царском доме. Здесь были и танцы, и смех, и цветы, и факелы, и веселая, смеющаяся невеста, румяная от смущения — она то убегала, то снова попадала в объятия жениха. Это был красивый человек, египтянин: стройный, изящный, быстрый в движениях. Невеста — родом из апиру — была повыше ростом и плотнее, но он легко кружил ее в бурном танце, так стремительно, что все вуали и заколки слетели с ее длинных волос. Он надел своей избраннице на голову венок из цветов и благодарил ее поцелуями — такими пылкими, каких ни один царь не мог позволить себе на глазах своего народа.

Когда невеста смотрела на него, глаза ее туманились. Люди смеялись и кричали что-то ободряющее. Она вся вспыхнула, но вовсе не собиралась отказываться от удовольствия, а покрепче обняла жениха и прижалась к нему.

Кто-то бросился вперед, словно желая разделить их. Его остановили. Люди плясали, пели, угощались, но вокруг жениха и невесты царило спокойствие. Да, это была свадьба. По сравнению с нею все царские женитьбы казались бледной тенью.

— Так и должно быть всегда, — сказала предсказательница Леа. До сих пор Нофрет не видела ее. Она стояла позади, вместе со своим внуком, словно окружая девушку.

Но в этом не было ничего пугающего, никакого ощущения, что она в ловушке. Скорее, в безопасности. Защищена, как будто стеной.

Леа с улыбкой глядела и на влюбленных, и на Нофрет.

— И у тебя должно быть это. И будет, если Бог даст. Царь поступает так, как поступает, потому что не видит другого пути. Мы не цари, и никогда не желали ими быть… Но мы-то счастливы.

— Ты хочешь дать мне урок? Я должна выучить его наизусть, как жрица? — Нофрет пыталась говорить насмешливо, но это было не так-то просто. Леа казалась неуязвимой — старая женщина из пустыни, и в то же время могущественная и всезнающая.

— Каждая женщина жрица, — ответила она. — Каждая девушка, каждая невеста, каждая мать. Даже бабушка, которая должна хранить домашний очаг, но не знает, как.

— Она должна уметь видеть, — вмешался Иоханан.

— В этом и состоит тайна женщин, но я ее знаю.

— Слишком много ты знаешь, — пробормотала Нофрет.

Леа засмеялась, неожиданно звонко.

— Вот именно. Мальчишки все такие. Мужчины предпочитают быть в достаточной мере невеждами. — Она взяла Нофрет за руку. — Пошли, дитя мое. Пора танцевать в честь невесты.

И они танцевали: все женщины — от самых маленьких девочек, еще цеплявшихся за материнские подолы, до молодух на сносях и старушек, уже давно забывших, как рожают детей. Все они танцевали вокруг жениха и невесты.

Этот танец связывал их. Может быть, мужчины думали, что людей соединяют слова благословения, произносимые жрецом, жертвоприношение ягненка на алтаре, обращенном к восходящему солнцу. Но женщины знали лучше — даже чужестранка Нофрет, рабыня царевны. Слова — это только слова. А танец связывал душу с душой и жизнь с жизнью.

Женщины, способные рожать, которые носили или кормили младенцев, давали им свою силу. Те, которые еще не рожали или уже не будут рожать, предлагали то, чем они были или чем собирались стать. Слов не было. Слова разрушили бы чары. Танец сопровождался ударами барабанов, стуком сердец и шорохом шагов по земной груди.

Совершалось таинство во имя Бога — первый настоящий ритуал, который Нофрет здесь видела, но не египетский. Это была магия пустыни, земли, крови и живого тела.

Но пора было возвращаться во дворец. Не из страха наказания. Это был долг, то, что Леа называла необходимостью: Бог звал Нофрет туда, куда она должна была идти. По дороге в селение она удалялась от заката, а теперь — от восхода. Свой узелок девушка несла на голове, ноги шагали легко, несмотря на усталость, выводя рисунок танца в дорожной пыли. Магия еще не оставила ее, а, может быть, так только чудилось. Магия внесла ее в город, через дворцовые ворота, прямо к ее госпоже.