Виктория Холт - Три короны Страница 20

Ответ был однозначен: нет. Как всякий праведный католик, он обязан публично провозгласить себя таковым, невзирая на утерянные при этом блага и привилегии.

Да, почта с материка не доставила им удовольствия: ни герцогу, ни герцогине.

В Ричмонде Яков перенес простуду и теперь выздоравливал, хотя все еще не покидал пределов дворца. Ему доставляло превеликое удовольствие видеть Марию, приходившую в его спальню, чтобы почитать вслух какую-нибудь книгу или просто поговорить с ним. Что касается ее самой, то она бы хотела испытывать хоть немного больше радости от его общества; Мария не могла понять, почему в присутствии отца она чувствует себя такой – ей не сразу удалось подобрать это слово – скованной. Может быть, думала она, все дело в тех разговорах, которые ей доводилось слышать в детской? Видя отца, она всегда вспоминала о них; вскоре ее стали посещать какие-то смутные и малоприятные догадки о его поведении при дворе – и вот, не в силах избавиться от этих назойливых видений, она подсознательно пыталась отстраниться от него.

Не лучшим образом складывались и ее отношения с матерью. Та продолжала полнеть, дурнела с каждым днем, и Мария думала, что своей непривлекательной внешностью герцогиня целиком обязана перееданию. Вот почему девочка так внимательно следила за рационом маленькой Анны.

Герцог и герцогиня намеревались какое-то время пожить одной дружной семьей. Им казалось, что таким образом они отчасти оправдают жертвы, принесенные на алтарь их супружества. Герцог не выезжал за пределы Ричмонда и оставался верен своей жене; герцогиня стала относиться к нему намного терпимей, чем прежде, – по правде сказать, на что-либо иное у нее просто не хватило бы сил.

Впрочем, с детьми – Марией, Анной и маленьким Эдгаром – она пыталась казаться веселой и жизнерадостной. Порой они даже играли вместе; однако в этих играх все-таки было что-то неестественное, отпугивавшее Марию; ей так и не удалось насладиться неделями, проведенными вместе с родителями. Марию не покидало ощущение какой-то обреченности, нависшей над их семьей. Она не знала, откуда взялось это странное чувство и что именно грозило их мирной жизни, – а потому боялась его, временами изнывала от страха.

Во дворце творилась полная неразбериха. Марию, Анну и маленького Эдгара отправили в детскую, где они оставались с леди Франциской и ее дочерьми. Все, даже Елизавета, были подавлены.

Герцогиня Йоркская родила девочку – в честь королевы ее нарекли Екатериной. Новорожденная не производила впечатления здорового ребенка, но все-таки жила, а вот с герцогиней дело обстояло хуже. Анна Хайд лежала неподвижно, и врачи уже советовали послать за священником.

В Ричмонд приехала португальская королева Екатерина; сейчас она находилась в комнате умирающей. Там же был и герцог, и в спальню все время заходили какие-то люди.

Мария и Анна молча ждали известий о случившемся. Они прождали весь день, но им так ничего и не сообщили.

Герцог стоял на коленях возле постели своей жены и вспоминал прожитую семейную жизнь, теперь казавшуюся ему такой счастливой, что хотелось плакать. Никогда, никогда она уже не упрекнет его в неверности. Никогда не смогут они поговорить о религиозных таинствах. Ему было горько думать об этом, и он не представлял, как будет жить без супруги.

– Яков, – слабым голосом позвала она.

– Что, дорогая?

– Пожалуйста, будь со мной до конца.

– Разве могу я оставить тебя?

– Сможешь – придется, и уже довольно скоро.

– Дорогая, не говори об этом.

– Значит, ты и в самом деле любил меня? В таком случае, тебе нужно радоваться, а не плакать. Теперь мне уже недолго осталось страдать.

– А ты… ты хочешь поскорей покинуть этот свет?

– Я вынесла слишком много боли, Яков, но умру в истинной вере. Пожалуйста, не пускай сюда тех, кто захочет отговорить меня. Я сама выбрала свой путь и не намерена отрекаться от него.

– Не бойся, все будет так, как ты пожелаешь.

– Ты хочешь сказать, что веришь так же искренне, как я?

– Да, так же искренне – всей душой.

– Тогда я спокойна.

В эту минуту в комнату вошел дворецкий. Он шепотом сообщил, что в Ричмонд приехал епископ Блендфорд. Яков неохотно оставил умирающую и спустился на первый этаж.

– Приношу свои соболезнования, Ваша Светлость, – поздоровавшись, сказал Блендфорд. – Надеюсь, я прибыл вовремя?

– Сожалею, но герцогиня не может принять вас, – ответил Яков. – По вероисповеданию она католичка, а потому не желает, чтобы в такое время ей доставляли неприятности, пытаясь вернуть ее в лоно английской церкви.

– Ваша Светлость, позвольте мне войти в покои герцогини. Я не буду обращать ее в протестантскую веру – всего лишь поговорю с ней, как с христианкой, пусть даже принадлежащей другой церкви.

– Обещайте, что будете придерживаться этих слов.

Епископ обещал не тревожить герцогиню излишними увещеваниями и вместе с герцогом поднялся на второй этаж, где несколько минут молча простоял возле постели умирающей.

После его ухода Яков послал за отцом Хантом и горсткой знакомых приверженцев католической церкви. Когда были совершены все необходимые обряды, герцогиня попросила мужа подойти к ней поближе.

Он подошел, вытер слезы. Затем взял ее за руку и не выпускал до тех пор, пока она не умерла.

Через некоторое время Яков попросил, чтобы к нему привели Марию. Он хотел побыть наедине с любимой дочерью.

Едва войдя в комнату, Мария все поняла – такой у него был жалкий и опустошенный вид. Он взял ее на руки.

– Вот и все, дочурка, мы остались одни. Она ушла от нас.

Он прижал ее к себе – бережно, как маленького ребенка.

– Слава Богу, она оставила мне детей.

Он начал рассказывать ей о матери, о том, как она была добродетельна и как они любили друг друга; ему хотелось, чтобы в будущем Мария была так же счастлива в браке, как и ее родители.

Так же счастлива, как ее родители? Но как же все эти слухи, неужели он ничего не знал о них?.. Неужели забыл о Маргарите Денхем – равно, как и об остальных? А ссора, которую она случайно подслушала? Ведь не мог же отец ничего не помнить? Почему же он так искренне сокрушался, почему так верил в свои пустые слова?

Слушая его рассуждения о ее будущем браке, она решила никогда не выходить замуж. Ей хотелось всю жизнь прожить с милой сестренкой Анной.

– Папа, я не хочу вступать в брак, – сказала она. Он улыбнулся и погладил ее по головке.

– Стало быть, ты останешься со своим отцом – чтобы скрасить его старость, да?

Эта мысль, казалось, доставила ему удовольствие, поэтому Мария промолчала – не желая расстраивать его.