Ланс Хорнер - Хозяйка Фалкохерста Страница 20

По каким-то своим соображениям мистер Маклин припас Лукрецию Борджиа Ренсому на закуску. Оба с нетерпением ждали дня своего соития: Лукреция Борджиа никогда прежде не была с белым, а Ренсом восхищался ее скульптурным телосложением и, совсем как Большой Джем до него, говаривал, что у нее найдется, за что подержаться. До него долетали сполохи пламени, пожирающего Лукрецию Борджиа, и он сам мечтал о сладостных ожогах.

К нужному моменту для Джема-младшего притащили из невольничьей хижины колыбельку, чтобы Лукреция Борджиа могла спокойно улечься с Ренсомом на своем тюфяке. Ему так понравилось быть с ней, что он провел в чулане позади кухни несколько ночей, она же была вынуждена признать, что любовь белого оставила ее равнодушной. Во-первых, от него исходил непривычный запах, ранивший ее обоняние, тем более что Ренсом не принимал ванны с тех самых пор, как заявился в Элм Гроув, и смердел даже сильнее остальных его соплеменников. Во-вторых, Лукреция Борджиа обнаружила, что тело белого мужчины покрыто волосами, и для нее, привыкшей к гладкой, как шелк, коже черных мужчин, казалось странным, что на белом растительность присутствует повсюду, где она в состоянии произрастать: на груди, руках, ногах. Волосы создавали неудобства, царапали и прямо-таки выводили ее из себя. Она с сожалением вспоминала гладкую кожу Большого Джема и Джубо.

Но важнее всего было то, что негры не жалели сил, чтобы доставить ей удовольствие. Они ласкали ее, целовали, нежно шептали о любви, не торопились с кульминацией, чтобы не опередить ее; Ренсом Лайтфут, напротив, думал только о себе. Если на него накатывала охота, то он ничего не предпринимал, чтобы как-то оттянуть развязку. Ему не было никакого дела, удовлетворена ли Лукреция Борджиа. Он выполнял свою работу, иного от него никто не требовал. В его работе не оставалось времени на любовь, нежные слова и ласки. Он находился в объятиях женщины с одной-единственной целью, поэтому, достигнув этой цели, считал задачу выполненной. И прекрасно знал, что от чувств и нежных словечек негритянки не беременеют, для этого требовалось кое-что иное, для чего его и пригласили.

Он не оставался с Лукрецией Борджиа на всю ночь: отработав, быстро вставал и уходил спать в свою комнату. Часто, дождавшись ухода Ренсома, Лукреция Борджиа торопилась в конюшню, чтобы добрать недополученное в объятиях Джубо.

Примерно через месяц после окончательного отъезда Лайтфута Лукреция Борджиа доложила Маклину, что снова беременна, причем наверняка от Ренсома Лайтфута, и стала вымаливать у хозяина разрешение, чтобы Джубо мог возвратиться к ней на кухню. Решался вопрос ее репутации: Джубо, будучи одним из двоих молодых самцов на всю плантацию, приобрел огромную популярность и нередко наведывался к новеньким девушкам. Лукреция Борджиа справедливо полагала, что имеет на него куда больше прав, чем они. У нее не было ни малейшего желания делить его с другими беременными невольницами. Если он возвратится к ней на тюфяк, то его блуду будет положен конец.

Маклин согласился, и Джубо обрел покой. Отныне на нем стояла печать «мужчины Лукреции Борджиа», так что ни одна невольница на плантации не смела больше на него посягнуть.

Что касается того, чей ребенок будет отдан Ренсому в качестве компенсации его трудов, то все зависело от пола новорожденного: Ренсом заранее отказался от мальчика. Все согласились, что если Агнес, наименее привлекательная из девушек, родит девочку, то последняя и перейдет во владение Ренсома.

Ренсом посетил плантацию, чтобы полюбоваться на результаты своей деятельности, и получил поздравления от Маклина, признавшего, что производитель постарался лучше, чем от него ожидалось. Из всех девок не понесла лишь одна – Эмми. Ренсом был склонен винить в этом не себя, а ее. С присущей ему бравадой он заверил Маклина, что его никак нельзя заподозрить в бесплодии – достаточно взглянуть на целый косяк беременных женщин. Из этого непреложного факта следовало, что причина заключается в организме самой Эмми. Ренсом посетовал, что девушка оказалась такой малюткой, короче говоря, что ожидать от их соития иных результатов было бы наивно.

На протяжении осени и зимы здоровье Маклина неуклонно ухудшалось. Особенно плохо на него влияла холодная погода. Его жена перепробовала все известные домашние средства. Она натирала ему грудь гусиным жиром, делала припарки из жареного лука, шила нагрудники из красной фланели. Вообще хваталась за любой совет, высказанный той или иной соседкой (сотворивший чудеса в другом семействе), готовила для больного разные горькие настойки, которые тот послушно глотал, – все тщетно. Он все больше слабел и в конце концов оказался прикованным к постели. Лишь изредка он перебирался в заваленное подушками кресло, стоявшее в его спальне у камина. Сидя в нем, он выслушивал ежедневные отчеты Лукреции Борджиа.

Оставаясь кухаркой, Лукреция Борджиа незаметно превратилась по совместительству в надсмотрщицу. Она передавала десятникам распоряжения хозяина и часто сама принимала работу. Даже не найдя, к чему придраться, она всегда воздерживалась от похвал: работа должна была быть сделана, и она не видела оснований превозносить того, кто просто-напросто выполняет поручение. Зато, обнаружив недоделку или чью-то нерадивость, она поднимала страшный шум. Лупила десятника, тот – остальных рабов; безобразие не утаивалось от Маклина. Никто не мог укрыться от ее пощечин, поэтому в присутствии Лукреции Борджиа все начинали трудиться как одержимые. В период болезни Маклина управление в Элм Гроув оказалось на небывалой прежде высоте.

Сама Лукреция Борджиа тоже отличалась трудолюбием. Она не отлынивала от тяжелой работы, хотя не упускала возможности переложить ее на чужие плечи. В последнем случае работа должна была быть выполнена так же безукоризненно, как если бы она делала ее сама. Она никогда ни о чем не забывала. Горе тому, кому не удавалось добиться ее одобрения!

– У меня никогда не было таких замечательных слуг, как она! – твердил Маклин жене. – Уж и не знаю, как бы мы справились без нее.

Миссис Маклин ничего не могла на это возразить. Она, как и все остальные в Элм Гроув, попадала во все большую зависимость от Лукреции Борджиа.

Тратя все больше времени на дела за пределами кухни, кухарка пыталась научить готовить Эмми. Не жалея язвительных упреков и пощечин, она в конце концов добилась от помощницы довольно сносных результатов. Разумеется, по части стряпни Лукреции Борджиа по-прежнему не было равных. Впрочем, она и не стремилась открыть кому-либо секреты своего мастерства. Она научила Эмми только самому необходимому, оставив при себе ей одной известные хитрости.