Джулия Хилпатрик - Последняя любовь Скарлетт Страница 21

– Вот именно.

– Если бы мы были менее самонадейны и рассуждали более здраво, мы бы, возможно, не проиграли ту войну…

Ретт небрежно махнул рукой.

– Боюсь, что и это бы не помогло… Мы бы все равно ее проиграли…

– Возможно, – согласилась Скарлетт, – но если бы и проиграли – то, во всяком случае, не так бездарно, не так позорно…

– Хотя, – согласно кивнул Ретт, – хотя, когда я говорил тебе то же самое, ты смеялась надо мной… Ты обвиняла меня во всех возможных грехах, даже в полнейшем отсутствии патриотизма… А я был прав… Вот видишь, дорогая…

– Да, фанатизм…

– Но с мистером Коллинзом, – Ретт вернулся к первоначальной теме разговора, – с Джонатаном совершенно иной случай…

– Нет, он все-таки фанатик…

Однако Ретт с легкой улыбкой возразил:

– Дорогая, ты просто не различаешь фанатизм и здоровую увлеченность…

Скарлетт передернула плечами.

– А какая разница?..

– Ну, не говори, разница есть… и притом – довольно существенная.

Когда утренний чай был допит, Скарлетт с какой-то странной, как, во всяком случае, показалось Ретту, улыбкой, произнесла:

– Надеюсь, дорогой, что ты никогда не станешь таким же, как ты только что выразился, увлеченным, как наш сосед Джонатан…

Ретт вопросительно посмотрел на Скарлетт и спросил ее:

– Это ты о чем?..

Он, поднявшись из-за стола, согласно кивнул головой и произнес:

– Надеюсь, что мы оба не станем такими… Так ведь, дорогая?..

Скарлетт на минуту задумалась.

– Хотя…

Выжидательно посмотрев на свою жену, мистер Батлер поинтересовался:

– Что – «пока»?..

– Смотря в чем…

Вытерев тонкие волевые губы белоснежной свеженакрахмаленной салфеткой, которая при этом издала легкий, едва различимый хруст, Ретт очень серьезно поинтересовался:

– Ты хочешь сказать, что есть вещи, в которых фанатизм допустим?..

Скарлетт едва заметно для Ретта улыбнулась, вспомнив свою вчерашнюю перепалку с отставным генералом от инфантерии Дейлом Ганнибаллом Сойером.

– Думаю, что так… – произнесла она. – Мы бываем свидетелями подобного куда чаще, чем того хотелось бы… А иногда, – подумав, веско добавила она, – иногда случается и наоборот: не видим подобное там, где фанатизм попросту необходим…

После этой пространной фразы Скарлетт неожиданно замолчала.

– Например… – Ретт помедлил минутку, а затем, словно прочитав ее мысли, сказал: – Припадочный казенный патриотизм? Вроде такого, который мы вчера имели неудовольствие наблюдать у одного из гостей уважаемого мистера Коллинза?.. Этого несносного отставного генерала от инфантерии?..

«И все-таки, – подумала Скарлетт, – и все-таки, когда с человеком так долго живешь… Просто невозможно не научиться читать мысли друг друга… Интересно, а Ретт всегда такой?.. Если он действительно обладает таким даром, почему же он не всегда бывает со мной таким… как вчера вечером?..»

– Нет, что касается этого грязного янки, – Скарлетт, вспомнив жаргонное название северян времен противостояния Севера и Юга, почему-то не совсем кстати ввернула его в беседу, – нет, я не об этом… Теперь я имела в виду совершенно другое…

Ретт, как и минуту назад, словно вновь опережая дальнейший ход мыслей своей собеседницы, несколько иронически усмехнулся.

– Что же тогда, дорогая… Нет, ты серьезно считаешь, что есть вещи, в которых фанатизм допустим?.. Скарлетт, ты ли это?.. Признаться честно, ты меня удивляешь… Притом – сильно удивляешь…

Скарлетт нахмурилась – и почему это он ухмыляется?.. И взгляд у него какой-то не такой…

Нет, это не тот Ретт, это какой-то совершенно иной человек…

– Что же ты хотела сказать, дорогая?.. – Повторил он свой предыдущий вопрос.

– Да, есть вещи, которые фанатизм только облагораживает, – задумчиво сказала Скарлетт. – Например – любовь…

– Какая любовь?.. К родине, к родительскому очагу, к своим старикам, к детям, наконец, – принялся перечислять Ретт.

Скарлетт отрицательно покачала головой.

– Я говорю о любви между мужчиной и женщиной, между женщиной и мужчиной… Ты понимаешь, что именно я имею в виду?.. – Спросила она и тут же подумала: «И зачем я ему обо всем этом говорю – он ведь и без того прекрасно понимает, что именно я теперь имею в виду… Он ведь почти читает мои мысли…».

Скарлетт немного помолчала, а потом вновь добавила: – Я говорю о любви между мужчиной и женщиной…

Произнеся это утверждение, она почему-то так внезапно вспомнила вчерашние слова Ретта, когда они долго беседовали под ночным фонарем на полпути от особняка Коллинза к их дому…

«Каждый человек стремится получить от жизни удовольствия… Он живет для этого… Разве это непонятно?..»

Тогда слова мужа хотя и испугали ее, но она, уставшая от ярких впечатлений дня, не слишком-то стремилась вникнуть в их сущность.

«Удовольствие… Удовольствие… Главное – удовольствие…»

Обычная утренняя беседа за семейным чаепитием начинала приобретать какой-то нервозный, необычный оборот… И Ретт, и, тем более, Скарлетт, прекрасно поняли это.

«Еще не хватало, – раздраженно подумала миссис Батлер, – поругаться с ним сейчас… Ведь все у нас так хорошо… Может быть, я действительно очень сильно придираюсь к его словам?..»

Не так давно Ретт, во время одного из примирений, которому, как это в последнее время часто случалось, предшествовала бурная сцена с взаимными упреками, обидами и воспоминаниями сорокалетней давности, сказал ей: «Скарлетт, твоя беда в том, что ты слишком много внимания придаешь словам… Слова тебя просто дурачат…» Скарлетт тогда еще спросила: «А чему же я должна придавать внимание?..» Ретт ответил: «Поступкам и только поступкам. Надо быть проще, и не всегда стоит задумываться над тем, что значит то или иное слово… Иначе рискуешь превратиться в заплутавшую сороконожку из старой детской сказки, которую когда-то в Таре рассказывала тебе Мамушка… Помнишь, Скарлетт, эта сороконожка долго размышляла, в каком направлении движется тридцать пятая нога, когда восьмая и двадцать первая ступают влево, вообще разучилась ходить… Так вот – иногда ты тоже бываешь такой вот сороконожкой».

«Я – заплутавшая сороконожка, – подумала Скарлетт, косясь на мужа, – что ж, Ретт, как всегда очень остроумен и образен в своих сравнениях… – И опять в ее сознании всплыл вчерашний разговор с Реттом под ночным фонарем: Удовольствие… удовольствие…»

И, чтобы разрядить эту несколько нервозную обстановку, Ретт посчитал необходимым перевести беседу в более нейтральное русло.

– Да, ты знаешь, сегодня я впервые выпустил горностая из клетки, – сказал он совершенно неожиданно для своей жены.