Коварный искуситель - Моника Маккарти Страница 21

долгих месяца, будь оно неладно. Боже, стоило лишь вспомнить про это, и тело приходило в боевую готовность. Он тогда крепился изо всех сил, чтобы не пожирать глазами каждый дюйм белого обнаженного тела цвета сливок, одного взгляда на которое было достаточно, чтобы начать сходить с ума. А груди… полные, упругие, идеальной формы, с тугими розовыми сосками. Только подумаешь о них, и уже слюнки текут. Таких, как Белла Макдуфф, мужчина рисует в своих горячечных фантазиях. Ни одну женщину в жизни он не хотел так, как хотел ее. Инстинкт подсказывал Лахлану, что после долгих лет воздержания он, наконец, встретил женщину, которая могла сломить его оборону.

Он сгорал от злости: на себя, на нее. Похоже, гром грянул. Он снова стал одержимым и осознал, что тут не только вожделение, но и кое-что другое, не менее тревожащее: страх. Кровь стыла в жилах, когда он представлял ее, такую беззащитную, в лапах этого ублюдка.

А как он ревновал, видит Бог! Да что это с ним, в самом деле? Ему следовало хорошенько подумать, прежде чем пасть жертвой собственной слабости. Ревность, подпитываемая похотью, однажды превратила его жизнь в ад. В тот раз люди доверились ему, а он поддался чувствам. И вот вам: его солдаты были перебиты, да и он сам потерял все. И теперь, когда очень близок к тому, чтобы хоть что-то вернуть, он больше не пойдет по той же дорожке, спасибо большое. Столько положено сил, столько труда – нет, он не станет рисковать.

Лахлан прикинул вес кошеля с золотыми, что висел у него на поясе. Пока что Брюс держал свое слово, и Лахлан собирался держать свое. Как только подвернется оказия, это золото отправится на острова. Еще один платеж в счет долга, который он надеялся полностью выплатить за два с половиной года.

Что такого особенного было в Белле Макдуфф, чтобы задеть его за живое? Смелый язык? Роскошное тело шлюхи? Лахлан не знал. Набросить бы на нее мешок и держать так как можно дольше – то есть, видит Бог, целую вечность, – но нельзя, как бы ни был велик соблазн. Значит, ему придется избегать ее всеми правдами и неправдами.

Впрочем, Лахлан подозревал, что у него будет забот полон рот с его подопечными, чтобы сходить с ума по одной из них, какой бы соблазнительной та ни была.

Его подозрения подтвердились уже через несколько минут, стоило взглянуть на тех, кого ему предстояло охранять.

Проклятье!

Он, хорошо тренированный, закаленный в боях наемник, безжалостный и коварный, как ядовитая змея, несущий смерть, никогда не показывавший спину врагу – даже в самом отчаянном положении, – сейчас с радостью бы ушел… нет, убежал прочь!

Лахлан стал наемником не для того, чтобы возиться с женщинами и – о боже! – детьми. Король слишком многого хочет от него. К черту долги, к черту земли! Никакого золота не хватит, чтобы он в это ввязался!

О господи! Трое детей, чтоб ему провалиться! А женщин вообще не сосчитать.

Ему стало дурно. Как, скажите на милость, благополучно провести такую толпу сотни миль по самой дикой части Шотландии, когда половина английской армии бросится за ними в погоню?

Белла Макдуфф как будто угадала его мысли. Испытующего взгляда ее синих глаз было достаточно, чтобы приступить к решительным действиям.

От него ждут выполнения этой непростой работы? Что ж, он ее сделает, черт возьми.

Вот только плечи сгибались под грузом ответственности. Лахлан повидал достаточно смертей.

С мужчинами сложностей не возникло: просто отдал распоряжения на первую часть их похода, – но на то, чтобы раздать лошадей, ушло гораздо больше времени, чем он рассчитывал, поскольку выяснилось, что многие дамы никогда не ездили верхом.

А у Лахлана, в свою очередь, не было опыта по части командования целой толпой женщин. Закаленные в боях воины не ведают нежных чувств, так что можно отдавать приказы без лишних церемоний.

Когда одна из дам отказалась садиться на могучего боевого коня вместе с Маккеем, Лахлан едва не взвыл от отчаяния. Так хотелось собственными руками зашвырнуть ее в седло и рявкнуть, что, если не сядет на треклятую лошадь, явятся англичане и сопроводят ее куда надо.

Помощь пришла, откуда он никак не ожидал. Графиня дотронулась до его плеча, и Лахлан замер, готовый взорваться от злости, но мягкое прикосновение немедленно возымело успокаивающее действие. Она подняла на него взгляд, и на миг он забылся в море синевы. Как же она красива! А ресницы! Длинные и пушистые.

– Может, я сумею помочь?

Он тут же вспомнил эту волнующую хрипотцу в ее голосе, обволакивающем, растекаясь по коже и пронзая до костей.

Когда она так на него смотрела – с сочувствием и добротой, – у него щемило в груди. Чувство было незнакомое и приводило в замешательство. Лахлан умудрялся оставаться в живых так долго лишь благодаря острому чутью на опасность, а сейчас каждый нерв кричал об опасности.

Черт, он предпочел бы думать лишь о том, как бы затащить ее в постель.

Нельзя, чтобы она догадалась о силе своего воздействия на него. Он только и сумел, что кивнуть, хотя был благодарен ей куда больше, чем согласился бы признать.

Стоило графине произнести несколько подбадривающих слов – и капризная дама оказалась в седле вместе с Маккеем. Что до остальных леди, Белла, кажется, отлично знала, кто как ездит верхом, поэтому Лахлан охотно следовал ее советам, кого с кем посадить. И очень скоро – он и не думал, что получится управиться так быстро, – они выступили в путь.

Одна королева, одна принцесса, две графини, пять фрейлин, юная сестра короля, два графа – одному едва исполнилось четыре года, – и молодой рыцарь, которому не терпелось показать себя в деле, – и на всю эту ораву всего три воина Шотландской гвардии, которым предстояло защитить их от армии самого могущественного и мстительного короля.

Лахлан мог бы отмахнуться от нависшего над ним ощущения обреченности, да оно бежало вслед за ними, точно черная зловещая тень, по лесам и долам самой дикой части Шотландии, Форест-оф-Атоллу.

Глава 5

Сколько еще она способна выдержать? Белла не знала. Три дня, пока они спасались от англичан, одновременно пытаясь удержать добрую половину отряда от безумия и отчаяния, сделали свое черное дело: она была на грани срыва.

Белла твердила себе, что виной всему вечный страх: что, если они попадут в лапы англичан, – да еще нелегкая обязанность следить, чтобы никто не пал духом, особенно дети, – да еще смертельная усталость, когда целый день