Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Время любить Страница 21

— Что это, Господи?

— Я должна была предупредить вас, мадам, — сказала Анжелина. — Я не осмелилась приехать одна, ведь ваш муж запретил мне являться сюда. Я везла сестру Поль на вокзал: ей предстоит отдать младенца в сиротский приют в Фуа. Я попросила ее сопроводить меня. В ту ночь мсье Мессен был вне себя от ярости, но он просто впал в отчаяние. Сейчас, похоже, он немного успокоился.

Любопытство старой мадам Мессен заставило ее встать и поспешно спуститься в кухню.

— Красивый мальчик, появившийся на свет около трех часов назад, — добавила Анжелина. — Не буду скрывать от вас… Мне в голову пришла одна мысль, когда я узнала, что мать намерена отказаться от ребенка…

— Скажите… — прошептала Ирена.

На первом этажа сестра Поль, которую ничуть не смутил приход матери фермера, продолжала говорить, держась с завидным достоинством:

— Мсье Мессен, буду с вами откровенна. Разумеется, мадемуазель Лубе спокойнее здесь в моем присутствии, но есть и другая причина. Вы потеряли столь желанного сына, а этот малыш, которого я держу на руках, вырастет в стенах сиротского приюта. Сейчас редко усыновляют детей. Как только он достигнет определенного возраста, социальная служба устроит его на ферму, где он будет заниматься сельскохозяйственными работами. Не возьмете ли под свою опеку этого очаровательного херувима? Он здоровый, крепкий, а материнское молоко сделает из него выносливого весельчака. Вы совершите доброе дело, не так ли? Не говоря уже о том, что он заполнит пустоту, образовавшуюся после смерти вашего сына. Подумайте о своей супруге. Она успокоится, когда у нее появится возможность кормить и нянчить ребенка.

Жан Мессен недоверчиво смотрел на монахиню. Его мать, стоявшая за скамьей, на которой он сидел, тут же принялась возражать:

— Не слушай ее, Жанно! Подумать только! У нас ведь не приют для бездомных! Да и люди, бросающие детей, не пользуются уважением. Более того, моя сноха может еще забеременеть и подарить малышей моему сыну. Они-то будут родные.

— Полно, мать! Давай поговорим с сестрой. Ирена уже не молода. Мы и так с трудом зачали парнишку.

Он прослезился от избытка чувств, не спуская глаз с младенца, который кричал во все горло.

— Моя жена, наверно, его слышит, черт возьми! — проворчал он.

— Разумеется слышит! Это, Жанно, уловка повитухи.

— Наш Господь Иисус сказал: «Пустите детей приходить ко мне!» — процитировала монахиня. — Когда мадемуазель Лубе позвонила в колокольчик на воротах нашего монастыря, я ей открыла. Едва увидев малыша, я подумала, что этот невинный младенец может составить счастье супругам, лишенным радости быть родителями.

Растерявшийся фермер покачал головой. Он вновь внимательно посмотрел на новорожденного, которого охотно взял бы на руки, настолько велико было его желание растить и любить мальчугана.

— Полагаю, мне придется дать ему свою фамилию, — прошептал он.

— Да, если вы официально усыновите его в присутствии нотариуса, — подтвердила сестра Поль.

— Но тогда все узнают, что он мне не родной.

— И все будут смеяться над тобой, сынок, что ты подобрал нищеброда, — злорадно проворчала старуха, скривив рот.

— Или все станут хвалить мсье за его щедрость и милосердие, — возразила монахиня.

Шаги на лестнице заставили их замолчать. В кухню вошли Анжелина и Ирена Мессен.

— Жан, я хочу взглянуть на малыша, — умоляюще сказала Ирена. — Мне доставило бы удовольствие прижать его к груди, мне полегчало бы. Возможно, тогда воспоминания о том, как я держала на руках нашего малыша, не подававшего признаков жизни, не так терзали бы меня.

Не дожидаясь ответа фермера, сестра Поль встала и протянула ребенка его супруге. Ирена хотела взять малыша, но Жан Мессен запретил ей делать это. Он тяжело поднялся и протянул руку.

— Если ты посмотришь на него, тебе станет его жалко. И ты устроишь мне тут представление, чтобы он остался у нас. Я не хочу этого. Если этот дом и земли будут проданы после моей смерти, если у меня не будет наследника, что ж поделаешь! Но я не хочу воспитывать мальчишку, о котором ничего не знаю. Вам лучше уйти, сестра. И вам тоже, мадемуазель Лубе.

Ирена, поддерживаемая Анжелиной, расплакалась. Между двумя всхлипами она нашла в себе силы взглянуть на красивого мальчика, который мог бы стать ее сыном, на крепкого розовощекого младенца, который то и дело попискивал. Но она не осмелилась высказать свое мнение или настоять на том, чтобы мальчика оставили в семье.

— Идите ложитесь, сноха! — приказала свекровь. — Если Господу будет угодно, в следующем году у вас появится ваш собственный малыш. В доме Мессенов чужаки не нужны.

Монахиня поняла, что настаивать бесполезно. Она закрыла ребенка пеленкой.

— Ну, давайте поторопимся. Невинному младенцу нужно как можно скорее поесть. Пойдемте, мадемуазель Лубе.

— Но… Почему вы отказываете этому малышу в достойной жизни? — воскликнула молодая повитуха.

— Мать запретила мне делать глупости, — ответил хозяин дома. — Я чуть не поддался порыву чувств, но ваши проблемы меня не касаются.

— Это не проблемы, это ребенок, которому всего несколько часов! — сухо возразила молодая женщина.

Сестра Поль испуганно посмотрела на Анжелину. Она поспешно откланялась и вышла. Анжелина в отчаянии последовала за ней.

— По крайней мере, мы попытались, — сказала она, сев в коляску. — Ирена Мессен согласилась бы взять ребенка. Свекровь не смогла бы помешать ей.

— Решать мужу. И его решение было твердым, — грустно произнесла монахиня. — Пути Господни неисповедимы, мадемуазель. Судьба Пьера сложится не так, как вы хотели.

— Да, сиротский приют, латаная одежда, плач по ночам, а с восьми лет — тяжелая работа в горах или у фермера.

— Вы не должны принимать эту неудачу так близко к сердцу. Вы только начинаете работать. Поверьте, вам часто придется приносить нам малышей, от которых отказалась семья. Ваша самоотверженность делает вам честь. Однако вам не пристало устраивать сирот.

— Я знаю, сестра. Простите меня за то, что задержала вас и впутала в эту безнадежную историю.

— Я верю в Божественное Провидение, как и вы. Мы совершили ошибку.

Анжелина чувствовала себя подавленной и разочарованной. Она думала о Луиджи, который столько лет искал своих родных, колеся по дорогам Южной Франции. «Он называл себя сыном ветра, бродягой, довольным своей судьбой, но он страдал, потому что его отвергли отец и мать». Ей было еще горше оттого, что ее собственный опыт был не менее скорбным. Разве она не отдала Анри сразу после его рождения кормилице из Бьера Эвлалии Сютра? Это было одним из самых ужасных воспоминаний Анжелины, наряду с воспоминанием о нелепой смерти ее матери Адриены.