Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Дыхание утренней зари Страница 21

– Моя козочка, ты сводишь меня с ума! – прошептал он, склоняясь над любовницей. – Я – счастливейший мужчина на земле с того дня, когда ты так смело поцеловала меня, в субботу, 4 марта, в темноте библиотеки. Я, конечно, подозревал, что ты несчастлива с мужем, но я и подумать не мог, что он тебя бил, тем более когда ты была в положении!

– Чш-ш-ш, я хочу забыть о жестокости Гильема. Все мои мысли только о тебе. Прошлое больше не имеет значения, Альфред.

Она сладострастно потянулась, польщенная тем, что возлюбленный жадно взирает на нее. Но уже в следующее мгновение улыбка сошла с ее лица, она прикрылась простыней и привстала.

– Мне пора одеваться, – проговорила она.

– Уже?

– Да, мне еще нужно заглянуть к портнихе. Но перед уходом я хотела кое о чем тебя спросить. Вопрос юридический, но для меня это важно.

– Я слушаю!

Судья был заинтригован, поскольку Леонора впервые обратилась к нему за профессиональным советом.

Он поспешил надеть штаны и поправить рубашку, которую не снимал во время их с Леонорой любовной схватки.

– Не смотри на меня так, Леонора. Это не смешно. Говорить о правосудии и законах комфортнее, когда ты одет соответствующим образом.

– Альфред, мне бы и в голову не пришло над тобой смеяться.

Она схватила свои панталоны, нижнюю юбку и корсет. Он следил за ней взглядом, полным восхищения.

– Ты удивишься, а может, и встревожишься, когда я скажу, что слышала об одной акушерке, которая практикует аборты. Это ужасно, и Церковь жестоко за это карает. Когда я об этом думаю, у меня прямо мороз бежит по коже! Если Господь запрещает это деяние, как смотрит на него закон? Ведь аборт – это преступление, ты согласен?

Бледный от возмущения, судья теребил в руках галстук.

– Конечно это преступление, и за него предусмотрено наказание вплоть до тюремного заключения, причем как для той, кто совершил эту гнусность, так и для женщины, по чьей просьбе это произошло.

– Не слишком тяжелое наказание, – пробормотала Леонора.

– Не говори так, моя красавица! Я имел в виду случаи, когда есть смягчающие обстоятельства и дело рассматривает суд присяжных. Присяжные заседатели могут проявить милосердие к обвиняемым, но в Тулузе был случай, когда одну матрону из квартала «красных фонарей» отправили на каторгу за то, что она провела множество таких операций.

– Я считаю, что каторга – это наименьшее, чего эти негодяйки заслуживают! – заявила молодая аристократка.

– И тебе известно имя этой акушерки? – спросил Альфред Пенсон уже с профессиональным интересом.

– Пока нет. Я услышала разговор случайно, но могу уточнить имя, если порасспрошу прислугу.

– Будь осторожна, моя прелесть. Слухи не всегда оказываются правдой, да и эти «делательницы ангелов», как их называют в народе, обделывают свои делишки в строжайшей тайне и пациенток приводят ночью, чтобы никто не видел. Находятся несчастные, которые пользуются их услугами…

Леонора как раз застегивала пуговицы на тугом лифе своего бежевого с черной отделкой платья для прогулок. Она надела маленькую шляпку-ток, украшенную фиалками, и закрепила ее длинной шпилькой с перламутровой головкой.

– А что бы ты сделал, если бы я узнала имя этой женщины? – спросила она.

– Уведомил бы полицию, и жандармы взяли бы ее под стражу. С твоей стороны это был бы очень достойный поступок, Леонора. Можно сказать, ты бы поспособствовала оздоровлению местной морали, но, увы, окончательно вывести эту чуму из наших городов и селений не удастся. Но хватит об этом, я не хочу обсуждать с тобой все эти мерзости. Скажи лучше, когда мы снова увидимся.

– Альфред, а если бы я забеременела? – спросила молодая женщина очень тихо. – Что бы мы тогда делали? Ты об этом думал?

– Леонора, мы принимаем меры и…

– Это правда, но беременность все равно может случиться. Мой свекор не дурак, и он знает, что мы с Гильемом давно не спим вместе. Это был бы скандал и позор для нас обоих. Твоя репутация слуги юстиции, да и моя были бы испорчены.

Судья потер подбородок. Вопрос его озадачил, и он не понимал, к чему ведет любовница. Покраснев от волнения и пряча глаза, он тем не менее привлек молодую женщину к себе.

– Мы будем еще осторожнее, моя прелесть. Но отказаться от тебя я не могу! Неужели ты таким образом даешь мне понять, что нам нужно перестать видеться? Прошу тебя, Леонора, не надо! Какое странное утро! Сначала ты рассказываешь мне о «делательнице ангелов», а потом заводишь речь о том, что и мы рискуем зачать дитя… Боже мой! Но ты ведь не можешь после двух месяцев встреч… Ты ведь говоришь мне все это не с какой-то тайной целью? Ты же не собираешься совершить эту гнусность сама? Я никогда тебе не позволю! Если понадобится, ты возьмешь развод, я женюсь на тебе и…

Он запнулся. Супруга Гильема мягко высвободилась из его объятий и, удовлетворенно улыбнувшись, сказала:

– Моя кормилица еще там, на Реюньоне, научила меня некоторым очень полезным приемам, так что можешь не бояться, я не беременна и делаю все необходимое, чтобы не рожать третьего ребенка. Сначала вынашивать его девять месяцев, а потом терпеть адские муки при родах – мне это не доставляет никакой радости.

Она обняла судью за шею, поцеловала в губы и продолжала сладким голосом:

– Но мне хотелось узнать твое мнение. Ты – достойный во всех отношениях мужчина, и я восхищаюсь тобой! Мало кто в подобной ситуации предложил бы своей любовнице развестись и выйти замуж повторно… Прости, что растревожила тебя. Так глупо с моей стороны! А это означает, что я заслужила наказание, а ты – маленькую компенсацию…

Леонора соскользнула вниз, прижимаясь к нему всем телом, встала на колени и расстегнула ему ширинку. На прошлой неделе она отказалась сыграть с ним в эту эротическую игру, которую, по его собственному признанию, судья обожал. Задыхаясь от нетерпения и восторга, он сжал ее голову ладонями, словно боясь, что она передумает. Закрыв глаза, он застонал, отдаваясь во власть этой привлекательной изменщицы и ее приправленной пороком чувственности.

– Моя козочка, моя прелесть! – выдохнул он по истечении пары минут. – Я люблю тебя! О, как я тебя люблю!

Не прошло и десяти минут, как Леонора Лезаж легко запрыгнула в тильбюри. Николь с невозмутимым видом держала в руках поводья. Черный мерин, казалось, дремал под оглоблей, понурив голову.

– Едем, Николь! – приказала Леонора, проверяя взглядом содержимое корзин у ног служанки. – Нам пора быть дома!

– Смотрите-ка, кто идет, – шепнула ей горничная. – Жозеф де Беснак, муж повитухи!

– Ах, этот! В своем цыганском наряде он просто смешон! Но ничего, недолго ему осталось так глупо улыбаться.