Барбара Картленд - Наказание любовью Страница 21

Джин просматривала лондонские газеты, стараясь найти упоминание о нем, и со временем собрала несколько скудных газетных вырезок, которые прятала в коробке, где хранились многие сувениры: грязный, окровавленный носовой платок, который он однажды одолжил ей, чтобы завязать содранную коленку, заячья лапа с его первой охоты, перья из хвоста вальдшнепа и несколько фотографий.

В основном это были любительские фотографии, часто очень плохие, но она считала их достижением фотографа-любителя в день своего девятилетия.

Джин была достаточно хорошенькой, чтобы привлечь внимание мужчин круга, к которому принадлежал Ян, но это было невозможно. Она считала себя выше их, становясь отчужденной и надменной при первом их приближении.

В Эдинбурге она познакомилась с несколькими девушками, но была слишком застенчивой, чтобы поехать к ним домой, чувствуя себя неловко с их родственниками, а сама слишком хорошо осознавала убожество своего дома, чтобы пригласить кого-нибудь на Ронсу.

Джин просто закрылась в скорлупу. Поэтому осталась одна, без друзей, на все те долгие годы, пока училась в университете, а по возвращении стала чужой для своих людей, чувствуя свое превосходство.

Образованный человек на Ронсе был редкостью. Ни ее мать, ни отец не могли ни читать, ни писать, никто на острове, кроме нее, не говорил по-английски. И не было ничего удивительного в том, что одиночество сделало ее угрюмой и беспокойной.

Она намеревалась после экзаменов подыскать себе место секретаря или учителя на континенте, но мать становилась старой, и перед выпускными экзаменами заболела. Джин вызвали домой, а когда миссис Росс выздоровела, было слишком поздно, а может быть, она была слишком равнодушна, чтобы начать готовиться снова, кроме того, она стала почти незаменимой в доме.

Никто на острове не нанимал слуг, миссис Росс не могла больше управляться и заботиться о доме. Джин осталась на Ронсе, не имея ни малейшего шанса на какую-либо перемену, кроме как выйти замуж за местного фермера, что вряд ли внесло бы большое разнообразие в ее жизнь.

В силу сложившихся обстоятельств ее детская любовь к Яну переросла в юности в настоящую страсть. Когда стало известно, что Ян в Африке, она выписывала с континента все книжки, которые только можно было достать об этих странах. Ушла с головой в книги по географии, путеводители. Она плакала над романами о чернокожих героинях.

Когда весть о смерти полковника Кастэрса дошла до Ронсы, жители острова, согласно приличиям, хотя без особой искренности, выражали свою печаль, в отличие от Джин, которая бегала веселая, какой уже давно ее никто не видел, напевая за работой и всем радостно улыбаясь, чем очень удивила своего отца.

Однако в день приезда Яна для принятия наследства она не смогла пойти со всеми на берег и смотреть на приближающуюся лодку, на которой он переплывал пролив.

Она надела самое нарядное платье, как и все остальные, и даже пошла на место встречи, но, переполненная чувствами, ускользнула в вересковые заросли, где они так часто играли в детстве. Там она лежала, думая и фантазируя о том, что, в глубине души знала, никогда не сбудется.

Посещение Яном их дома два дня спустя подстегнуло ее самые безумные фантазии. День за днем она ждала его возвращения, и когда он не вернулся, она проливала горькие слезы. Джин знала, что любовь между ними невозможна и живет она только в ее воображении, но ничего не могла с собой поделать. Она жила любовью, которая стала ее неотъемлемой частью, росла в ней с каждым годом.

— Ян… Ян… — часто шептала она одинокими ночами, рассказывая ветру о чувствах, глубоко спрятанных в сердце, и постоянно носила с собой единственную полученную от него записку.

В 1916 году Ян был легко ранен. Ранение было несерьезным, но весь остров тревожился до тех пор, пока сам старый лаэрд не разубедил их, что Ян вне опасности. В это время Джин жила в Эдинбурге и узнала об этом из газеты. Ночами она не могла спать, представляя его больным и беспомощным. Она приходила на занятия бледной и взволнованной до такой степени, что ее товарищи заметили это и всячески старались выказать ей сочувствие.

Но она не слышала их и вообще была едва жива до тех пор, пока не получила ответ на свое письмо. Оно пришло утром. Все студенты собрались вокруг портье, который раздавал почту. Джин никак не могла дождаться того момента, когда останется одна, чтобы вскрыть его. Она разорвала конверт и, прочитав, что Ян поправляется, упала в обморок.

Его дружеское письмо с тех пор всегда было при ней, ночью и днем.

После возвращения Яна на Ронсу Джин вставала так рано, что все успевала сделать до рассвета. Затем проходила много миль до замка, где, спрятавшись в вереске или притаившись в тени сосен, наблюдала за тем, как Ян проезжает мимо нее на машине или объезжает одну из своих лошадей. Для Джин хотя бы издали видеть его было уже утешением. Будучи очень робкой, она была благодарна уже и за это, даже не помышляя о чем-то большем. Видеть его, надеяться на то, что у нее появится возможность поговорить с ним — уже было огромным счастьем.

Тепло разливалось по сердцу, когда она слышала, как жители Ронсы говорили о нем, и каждое их слово подтверждало большое уважение, с которым они к нему относились. Джин гордилась человеком, которого она так сильно любила.

Когда она узнала о приезде Дианы в замок и увидела ее рядом с Яном, ее душа наполнилась дикой ревностью. Остров посещало мало женщин. Старый лаэрд изредка принимал гостей с юга. Красота Дианы и ее искусство верховой езды были поразительными. Джин не переносила восторженных разговоров о ней.

Она пряталась около замка, наблюдая за ними. Иногда они проезжали так близко от нее, что порой слышала их разговор, и, к своему удовольствию, отметила, что Диана была печальна и необщительна, а Ян казался угрюмым.

«Глупец, глупец! — думала Джин. — Как может она грустить или сердиться в присутствии Яна».

А потом пошли слухи о странных вещах, происходящих в замке: «леди выглядела несчастной…», «ее держали, как пленницу…», «она говорила с лаэрдом с неприязнью и ненавистью…» Сначала это казалось невероятным, но потом, более внимательно наблюдая за происходящим, Джин поверила.

Однажды она специально не стала прятаться так тщательно, как всегда, и подошла к всадникам так близко, что Ян заметил ее за сосной и окликнул.

— Привет, Джин! Какой сюрприз, — сказал он, направляя к ней свою лошадь. Краснея от смущения, Джин вышла из-за дерева, стыдясь своей грубой одежды и неопрятных волос рядом с изысканной Дианой.

— Я была в замке с поручением от мамы, — быстро произнесла Джин.