Александра Рипли - Из золотых полей Страница 21

— Говорил я тебе, чтобы следил за временем! — кричали они друг на друга.

Когда паровоз, шипя и скрипя тормозами, остановился, газовые фонари на станции тут же ярко вспыхнули, двери вокзала открылись, и в билетной кассе появился кассир.

Вагон, в который вошли Нэйт и Чесс, был наполовину пуст. Пассажиры спали, растянувшись на смежных сиденьях. Газовые рожки горели тускло, и свету было мало. Несколько окон было поднято, чтобы впустить внутрь свежий ночной воздух.

— Ляг поудобнее, — сказал Нэйт, — сейчас я сделаю тебе подушку.

Он снял пиджак и начал его складывать.

— Не надо, Нэйтен. Я почти не устала.

— Не разговаривай и постарайся уснуть. Нам еще долго ехать.

Нэйт сделал из пиджака тугой ком. По его виду нельзя было догадаться, как жалко ему портить лучший пиджак, который у него когда-либо был, и как потряс его вид бледного, худого лица жены. Пока они разговаривали в темноте, он забыл, какая она некрасивая.

Она смотрела на него с такой тревогой в глазах, что его сердце смягчилось от жалости. Он улыбнулся и похлопал себя по жилету.

— Кому я должен буду заплатить за этот костюм? Сначала я забыл спросить и, думаю, мне придется пожалеть, что спрашиваю теперь.

Чесс улыбнулась в ответ на его улыбку и уютно устроила голову на своей комковатой подушке.

— Это свадебный подарок от дядюшки Льюиса, — хихикнув, сказала она. — Я оставила ему счет и в придачу к нему — благодарственную записку. К счастью, он не знает, что ты намерен вытеснить его с сигаретного рынка.

Через несколько секунд она заснула. Предыдущую ночь она не спала совсем.

Нэйт неподвижно сидел в полутемном вагоне и улыбался. Она не переставала его удивлять. Это ему нравилось. А когда она улыбалась, как только что, то казалась совсем не такой старой.

Поезд прибыл в Роли в час пополуночи, точно по расписанию. Несмотря на короткий сон, Чесс от усталости едва держалась на ногах. Спотыкаясь, она побрела вслед за Нэйтом по железнодорожным путям, чтобы пересесть на другой поезд. Когда тот остановился в Хиллсборо, был уже четвертый час ночи. В первый раз в жизни Нэйт потратил деньги на извозчика, хотя до гостиницы было всего несколько кварталов.

В гостинице он усадил Чесс на скамью в вестибюле и отнес багаж в их комнату: сначала ящик с моделью, потом ее чемоданы и свой саквояж. Когда они поднимались по лестнице, он обнял ее за талию, чтобы поддержать.

— В каком чемодане твоя ночная рубашка? — спросил он.

Чесс, шатаясь, подошла к чемодану и вынула из него свои вещи. Она взяла из дома одну из ночных рубашек своей матери. Тяжелый, гладкий шелк выскальзывал из ее непослушных пальцев и едва не упал на пол.

— Помочь тебе расшнуровать корсет? — спросил Нэйт.

Чесс покачала головой. Корсет тоже принадлежал ее матери. Шнурки на спине были затянуты до отказа, но он все равно свободно болтался на худом теле Чесс. Расстегнуть крючки спереди было легко, Нэйт повернулся к ней спиной, чтобы не смущать друг друга. Он разделся и аккуратно повесил на вешалки свой новый костюм и рубашку. Затем он вымылся. Опорожнив таз и налив свежей воды, он повернулся к Чесс, протягивая ей полотенце.

Она уже лежала в кровати и спала.

— Ну что ж, — вздохнул Нэйт. Он аккуратно накрыл таз чистым полотенцем, чтобы в воду не попала пыль. Потом подошел к кровати и лег.

— Чесс, ты должна проснуться. Это будет больно, и ты испугаешься еще больше, если будешь спать и не поймешь, отчего тебе больно.

Его слова медленно просочились в ее сознание, и она открыла глаза. Его лицо было очень близко. Она улыбнулась. Как хорошо, когда он близко…

— Обними меня за шею, лапушка, и держись. Я все сделаю очень быстро.

Чесс сделала, как он сказал. Она смутно чувствовала, как он поднял ее ночную рубашку и раздвинул ее ноги. Потом она ощутила на себе его тяжесть и резкую, пронизывающую боль. Она закричала.

— Тише, лапушка, тише, успокойся. Все уже кончено, и у тебя есть муж. А теперь засыпай.

Боль прошла, и Чесс снова заснула. Нэйт еще долго лежал, глядя в темноту, пока усталость не одолела его печаль и он не погрузился в сон.

Наутро Чесс долго не просыпалась. Позавтракав, Нэйт принес ей чашку горячего кофе со сливками. Он разбудил ее и вложил чашку ей в руку. Чесс заморгала, чтобы прогнать сон.

— Спасибо, — проговорила она.

Ей хотелось сказать, что она чувствует себя счастливой, как никогда, от того, что ее будит он, но ее охватила робость.

— Ты помнишь, что случилось ночью, Чесс?

Она опустила глаза и, глядя в свою чашку, кивнула.

— Я просто хотел сказать тебе, что самое худшее уже позади. Дальше тебе будет легче. Пей свой кофе и одевайся. Лучше отправиться в путь, пока еще не слишком жарко. Я пойду поищу какую-нибудь повозку. Скоро вернусь.

Глядя, как за ним закрывается дверь, Чесс опять заморгала. Но теперь уже не для того, чтобы проснуться. Она пыталась сдержать слезы.

«Ну чего ты хнычешь? — мысленно отругала она себя, снимая ночную рубашку и складывая ее. — И вообще, чего ты ожидала?»

В ее чемодане царил беспорядок. Она начала складывать то немногое, что взяла из дома. Залатанный капот из выцветшей голубой шерсти, три муслиновые сорочки и три пары панталон, две нижние юбки, ситцевое платье, темно-коричневая юбка из плотной шелково-шерстяной ткани и белая полотняная блузка, перчатки, фильдеперсовые чулки, пестрая шотландская шаль, похожая на кашемировую, сапоги, отделанный серебром гребень, щетка для одежды и щетка для волос. Ее слезы капали на книги, которые она с таким тщанием выбирала в пыльной библиотеке в Хэрфилдсе. «Идиллии о короле»[7]. «Три мушкетера». «Сонеты с португальского»[8].

Здесь же лежал ее молитвенник. На его обложке из слоновой кости виднелись потускневшие золотые буквы — ее инициалы. А на первом листе ее отец когда-то написал: «Моей любимой дочери Франческе Огасте по случаю ее конфирмации».

Чесс от души пожалела, что мать Нэйтена не ушла из семьи вместе с его отцом.

Она вымыла и вытерла лицо, потом тело. Между ног болело, но не сильно. И она решила, что в том, что именуют тайной брака, нет ничего особенного.

И все же она замужем, хотя давно уже оставила всякие надежды на брак. И замужем за Нэйтеном, человеком, которого она любит. И неважно, что половое совокупление — вовсе не что-то необыкновенное, полностью преображающее жизнь, как она думала раньше. Зато любовь именно такова. У Чесс снова сладко закружилась голова и сердце в груди учащенно забилось.

Она быстро оделась и за несколько секунд закончила укладывать свои вещи. Нэйтен сейчас вернется. Как же ей хочется видеть его! Никогда в жизни ей ничего так сильно не хотелось.