Лора Бекитт - Сердце в пустыне Страница 21

Его схватили и поволокли по ковру. В этот момент Хасан сдавленно произнес:

– Прошу тебя, правосудный, только не казнь! Его мать… не переживет.

Халиф помедлил. Он не любил отменять приказы.

– Что ж… Правосудный – не я правосудный – Аллах. Раздеть, высечь плетьми и оставить на дороге. Пусть идет куда хочет. Пусть Бог решает его судьбу. Появится в Багдаде – убить. Выполняйте!

В тот же день, наскоро утолив жажду и голод и поменяв лошадей, Хасан уехал обратно в Багдад. Джамилю он забрал с собой.

Девушка ехала верхом, глядя на дорогу сквозь пелену неиссякающих слез, и молчала. Ей не позволили проститься с Амиром. Его увели, и больше Джамиля не видела любимого. Хасан мрачно смотрел вперед и не пытался заговорить с девушкой. Он еще не решил, что делать дальше. Если Джамиля и впрямь осталась невинной, возможно, он женится на ней, но сначала вернет девушку Ахмеду.

Главное – его честь спасена, Амир наказан. В этой позорной истории, наконец поставлена точка.

Глава VII

803 год, пустыня Нефуд

Зюлейка открыла глаза и увидела над собой пылающее небо. Потом над ней склонилось чье-то лицо с синими татуировками на лбу и щеках. Вероятно, ее нашли и откопали бедуины. Девушка лежала на песке совершенно голая, но она так обессилела физически и душевно, что ей не было стыдно.

Заметив, что Зюлейка очнулась, кочевник приподнял ее голову и приложил к губам флягу с водой. Девушка принялась жадно глотать. Через какое-то время она окончательно пришла в себя и увидела, что спаситель один: это был дочерна загорелый молодой мужчина, почти без одежды, лишь в козьей шкуре, обернутой вокруг поясницы.

Он отряхнул от песка изорванную рубашку Зюлейки и осторожно надел на девушку. Затем легко поднял ее на руки и понес.

Зюлейка закрыла глаза. Будь что будет!

Вскоре она опять потеряла сознание и очнулась уже в шатре, на кошме, в окружении каких-то женщин. Это были бедуинки; они обмыли обожженное солнцем тело Зюлейки прохладной водой, смазали ссадины смесью золы и бараньего жира, напоили девушку теплым козьим молоком. Они ни о чем не спрашивали ее, говорили только между собой. Зюлейка закрыла глаза и радовалась, что можно спать, спать, спать…

Она очнулась от боли. Спасительное забытье миновало, и теперь тело ныло, ссадины болели, воспаленная кожа горела, словно в огне. Она металась, ловя воздух потрескавшимися губами, выгибалась и стонала, корчилась и сотрясалась от жара, безжалостно пожиравшего нутро. Бедуины думали, что девушка умрет, но Зюлейка выжила. Долгое время она была очень слаба, не могла ни подниматься, ни говорить, ни есть. Неподвижно лежала, смежив веки, иногда пила воду. Девушка не могла запомнить лиц, которые мелькали перед ней; лишь однажды Зюлейке почудилось, что она узнала того молодого бедуина, которому была обязана спасением. Он стоял возле ее ложа и смотрел с сочувствием и тревогой.

А потом настал день, когда она смогла говорить, и ее посетил глава племени.

Его одежда была почти так же проста, как у остальных кочевников: сандалии из сыромятной кожи, полотняная рубашка с короткими рукавами, кожаный пояс, плащ в виде мешка, головной платок с кисточками. На вид ему было лет сорок, его звали Абдулхади, что означало «раб Ведущего верным путем».

Жители квартала, где жил дядя Касим, были невысокого мнения о бедуинах. Неряшливые, бедные, полуголые кочевники представлялись им грубыми дикарями. Зюлейке случалось видеть бедуинов на рынке, где они меняли коз и баранов на муку и соль. Тогда они казались ей разбойниками, от которых можно было ожидать чего угодно. Разве могла она знать, что однажды они спасут ей жизнь?

Шейх Абдулхади приподнял потертый полог, вошел в шатер и присел на корточки возле кошмы, на которой лежала Зюлейка.

Девушка попыталась подняться, но он остановил ее.

– Не вставай. Ты еще слаба. Говорить можешь?

– Да.

– Назови свое имя.

– Меня зовут Зюлейка.

– Пора спросить, кто ты и что с тобой приключилось. Отбилась от каравана? Где твои спутники?

Зюлейка прикусила губу. У нее не было времени подумать над ответом. Сказать правду? Не стоит. Чтобы жить дальше, придется научиться изворачиваться, притворяться и лгать.

– Я сирота, жила в Багдаде у родственников. Они продали меня человеку, который поставляет девушек в богатые гаремы. Торговец плохо обращался со мной, и я решила бежать. Заблудилась в пустыне, а потом началась буря.

Она замолчала, надеясь, что рассказ выглядит правдоподобно.

– Откуда на твоем теле взялись синяки?

В глазах девушки блеснули слезы.

– Хозяин каравана жестоко избил меня за непокорность.

Бедуин сочувственно кивнул.

– Счастье, что Ясин тебя нашел. Когда окончательно окрепнешь, тебя проводят в Багдад.

Зюлейка покачала головой.

– Мне незачем возвращаться в Багдад. Меня никто не ждет. Если позволите, я останусь с вами.

– Мы не принимаем чужаков, – сказал Абдулхади. – Храним чистоту рода и обычаев. Ты можешь жить среди нас, пока не поправишься. Потом тебе придется уйти.

Зюлейка не могла спорить. Она поблагодарила шейха за спасение и приют и, когда он ушел, устало закрыла глаза. Куда идти? Что делать? Она была свободна и вместе с тем заперта, словно, в клетке.

Прошла неделя, потом вторая. С каждым днем девушка чувствовала себя все лучше. Ожоги и ссадины зажили, вернулись силы. Душевная боль начала отступать. Тошнота, мучившая Зюлейку в первые недели беременности; прошла. Девушка радовалась солнцу, радовалась жизни. Все было, как прежде, кроме одного: в ее теле рос ребенок. Рано или поздно бедуины поймут, что с ней происходит. И что она им скажет? Что у нее есть муж? Тогда где он? Шейх Абдулхади поверил ее словам, и если выяснится, что она солгала, его приговор будет суровым. Глава племени эль-караб был честным человеком и того же требовал от своих подданных.

Зюлейке нравились эти простые, не таившие своих мыслей люди, и, судя по их отношению к ней, она тоже пришлась им по душе. Как и бедуины, девушка с раннего утра принималась за дела. Ходила за водой с позеленевшим от времени кувшином, лепила кизяки, выбивала кошмы, рубила саксаул, доила верблюдиц и коз. Как и они, ела пропахшие дымом лепешки, сладкие финики, пила кислое молоко. Постепенно Зюлейка привыкла к жаре, которая, по словам иных путников, «сжигала мозг и размягчала сталь».

Суровая, жестокая, не ведающая жалости пустыня была их домом. Они исходили ее вдоль и поперек в поисках оазисов, пригодных для жизни людей и скота. Любой, не знающий ни одной буквы кочевник читал пустыню как открытую книгу. Он мог угадать по следам, кто и когда проходил по пескам: верховые или вьючные верблюды, воины враждебного племени или мирные купцы.