Барбара Картленд - Дезире — значит желание Страница 21

— А что же Корнелия?

— Дорогой мой, я думаю, она не доставит нам неприятностей. Она не будет иметь ни малейшего представления о том, что происходит, — если только ты не вздумаешь ее просветить.

— Разумеется, я не собираюсь этого делать, — возразил герцог, — но все же мне очень жаль ее.

— Ей сильно повезло, — успокоила его Лили. Она будет носить твою фамилию, она будет хозяйкой «Котильона». Чего еще может попросить любая девушка у волшебницы-крестной?

Ее голос звучал нежно и ласково, и герцог поймал себя на том, что улыбается ей.

— Ты гипнотизируешь меня, заставляешь поверить в то, что тебе хочется.

— Я знаю, что лучше всего для нас обоих. Говоря это, Лили приблизила свое лицо к его лицу, но, когда он страстно схватил ее в объятия, она отстранилась.

— Осторожно, осторожно, — предупредила она. — Я не могу вернуться в растрепанном виде.

— Я схожу с ума, когда вижу тебя такой прекрасной, такой холодной и отчужденной! — воскликнул герцог. — И знаю, что не смею даже подойти к тебе.

— Сейчас нам надо быть осторожнее, чем когда бы то ни было, — предупредила его Лили. — Потом станет легче. А теперь пора возвращаться.

— Сначала поцелуй меня, поцелуй по-настоящему.

Лили поколебалась, а потом со страстью, являвшей собой полную противоположность той осторожности и сдержанности, каких она требовала от герцога, припала к его губам. Но это длилось всего несколько мгновений. Внезапно с силой, о которой он даже не подозревал, она оттолкнула его и поднялась со скамьи.

— Боюсь, как бы не заметили наше отсутствие, — сказала она. — Пойдем скорее.

Какое-то время он сидел и смотрел на нее, думая, что делать: отпустить ее или вновь властно заключить в объятия. Но овладевшее им чувство безнадежности заставило его поспешить вслед за ней — на солнечный свет, обратно к гостям.

Украденные мгновения близости, подобные этим, оставляли в нем густой осадок разочарования и смятения. Впрочем, расставаясь с Лили, он всякий раз чувствовал себя неудовлетворенным и разочарованным. Ее красота опьяняла его, он с трудом мог заставить себя отвести от нее взгляд.

Всю прошлую ночь он пролежал без сна, терзаемый мыслью о том, что этот брачный фарс необходим, чтобы Лили осталась в его жизни. Хотя, возможно, она права. Он не мог представить себе ее живущей уединенно на какой-нибудь вилле на юге Франции или даже без конца путешествующей в поисках новых друзей и новых впечатлений. Она — часть английского пейзажа; она завянет и погибнет, будучи перенесена на другую почву. И у него пронеслась мимолетная мысль: стоит ли любить создание столь же хрупкое и эфемерное, как эти розы, поднимающие свои головки к солнцу.

— Вот ты где, Дрого. А мы уже стали думать, куда это ты подевался.

Голос матери донесся до него с другого конца сада. Одетая во все кремовое, она держала над головой зонтик от солнца и являла собой очаровательную картину на фоне клумбы с алыми цветами. Потом он увидел, что рядом с ней стоит Корнелия. Ее лицо было повернуто к нему, но темные очки настолько успешно прятали ее глаза, что об их выражении можно было лишь догадываться.

Чувствуя за собой вину, герцог, словно ребенок, уличенный в скверном поступке, некоторое время не обращал на мать никакого внимания, пока не услышал ее слова, сказанные с несвойственной ей резкостью:

— Дрого, Корнелия хотела бы увидеть пруд с водяными лилиями.

Могло показаться, будто она нарочно посылает его обратно с девушкой, с которой он помолвлен, зная, что произошло в беседке всего несколько минут назад. И хотя у него не было причины подозревать мать в таком умысле, он чуть ли не раздраженно пробормотал, обращаясь к Корнелии:

— Идите сюда, если хотите увидеть пруд.

По дороге они не разговаривали. Они впервые остались наедине после того вечера, когда было объявлено об их помолвке. Дрого хорошо понимал, как такое известие должно было удивить большинство гостей. Эмили рассказала ему, что все ахнули, пораженные этой новостью, но когда он услышал, как мать давала пояснения относительно богатства Корнелии, и увидел понимающие улыбки на лицах тех, кто ее слушал, то пришел в крайнее раздражение.

Все это казалось ему теперь безумием, и он не понимал, как вообще согласился на подобное. Но даже ругая себя, он хорошо знал: если бы стали известны все подробности, то по меньшей мере девяносто процентов его друзей сочли бы его угрызения совести нелепыми.

В обществе, где он вырос, любовные романы принимались как нечто само собой разумеющееся. Начало моде на них положил сам король, будучи еще принцем Уэльским, когда открыто стал отдавать предпочтение обществу прекрасной Лили Лэнгтри, за которой последовала череда других красавиц.

Сколько помнил Дрого, увеселения в «Котильоне» планировались с учетом романов гостей. Он не мог припомнить, сколько ему было лет, когда он понял, что и у матери тоже были особые друзья, по временам жившие в «Котильоне». Всегда был кто-то вроде Гарри, чтобы сопровождать ее на прогулках, быть ее партнером во время игры в бридж, льстить ей и утешать.

Эмили считала естественным, что у Дрого были любовные связи и что особа, являющаяся его фавориткой в данное время, должна быть приглашаема на каждый прием и раут, пока острота увлечения не пройдет и место этой дамы не займет другая.

В жизни Дрого было много женщин. Некоторые из них получали одобрение матери и ее друзей, но были и другие, отношения с которыми он держал в секрете, встречался с ними только в Лондоне и не упоминал о них, когда бывал в «Котильоне».

Его влюбленность в Лили, по мнению матери и ее друзей, была просто выражением его хорошего вкуса. Лили принадлежала к их кругу. Была одной из них. Она была персоной грата в «Котильоне». Но как должное принималось и то, что рано или поздно он женится. Его мать часто упоминала об этом.

— Я поселюсь на покое в Дауэр-Хаус. Очень жаль расставаться с «Котильоном», но все же будет забавно побыть для разнообразия хозяйкой самой себе. Я смогу тогда поехать в Индию. Вот уже несколько лет, как я собираюсь принять приглашение этого славного магараджи, но все никак не выберу время. Мне необходимо побывать и в Америке — Вандербильды постоянно приглашают. И конечно, у меня будет свой дом в Лондоне, и, может быть, иногда я смогу вас там принимать.

По тону, каким это говорилось, и по улыбке на губах матери он понимал, что она под этим подразумевала. И хотя тогда у него на примете не было никого, на ком он хотел бы жениться, он чувствовал смутное отвращение при мысли о том, что, не успев еще жениться, он уже должен готовиться к тому, чтобы изменять.

Они дошли до пруда с водяными лилиями. Корнелия стояла и смотрела на воду, опустив голову, и широкие поля шляпы не позволяли ему видеть ее лицо.