Ирина Мельникова - Грех во спасение Страница 22

– Смею вас заверить, княгиня, – процедил Недзельский сквозь зубы, – Алина действительно больна...

– Тогда я дождусь, когда она выздоровеет, – не совсем любезно перебила его Зинаида Львовна и откинулась на спинку кресла. – У вас очень удобные кресла, Михаил Казимирович, – сказала она почти весело и повернулась к Маше: – Как ты считаешь, дорогая, здесь можно сносно переночевать?

– Что вы себе позволяете, княгиня? – Недзельский побелел как мел и нервно поправил седеющий «суворовский» хохолок. – Алина сейчас находится в нашем имении за две сотни верст отсюда, и я не намерен привозить ее в Петербург даже ради свидания с вами. И вам не стоит искать встречи с нею. Я определенно заявляю, что в тот вечер моя дочь никуда не отлучалась, была весь вечер с семьей и ни с кем более. Это подтвердят и мои домочадцы, и слуги, и гости, которых я, для вящей убедительности, могу перечислить поименно. Уверяю вас, ничего нового они вам не расскажут.

– Конечно, не расскажут, – произнесла княгиня и легко поднялась из кресла, – и ваша дочь действительно тяжело больна, вероятно, простудилась на террасе, когда вы распивали там чаи с гостями и родственниками. И о том, что она была невестой моего сына, она прочно и навсегда забыла... – Она подняла руки перед собой, словно желала оттолкнуть от себя Недзельского. – И вы тоже не помните о том, как настаивали, чтобы она приняла предложение именно моего сына, и никого другого, поскольку почитали за великую честь породниться с князьями Гагариновыми... Но, как говорится, бог шельму метит и вовремя послал испытание, которое помогло нам не совершить ошибку. – Княгиня гордо вскинула голову. – Господин Недзельский, я искренне рада, что ваша дочь не успела стать моей невесткой и избежала нелегкой участи жены государственного преступника. Надеюсь, она будет счастлива с супругом, которого вы ей подберете сразу же после выздоровления, а оно, бесспорно, состоится... – Она судорожно глотнула воздух, пошатнулась, и Маша, испугавшись, что она упадет, подхватила ее под локоть, но Зинаида Львовна мягко отстранила ее руку и спокойно, с горечью сказала: – После того, как моего сына отправят на каторгу. – И уже более жестко, с явным презрением добавила: – Пусть все это останется на совести Алины. И я уверена, что не найдет она покоя до конца дней своих, как не будет у нее больше ни счастья, ни любви, ибо ложь и предательство господь не прощает!

Через четверть часа, когда они уже садились в экипаж, княгиня посмотрела на окна особняка и гневно прошептала:

– Омерзительный старикашка! Истинная пся крев! – И, сплюнув, захлопнула дверцу кареты, не дожидаясь, пока это сделает лакей.

8

Прошла неделя после афронта, полученного княгиней в доме Недзельских. С тех пор Зинаида Львовна почти перестала с кем-либо общаться, все время проводила в своей спальне и прилегающей к ней гостиной, а дом постепенно заполонили непонятно откуда взявшиеся старцы и старицы, монахи и монашенки... Они шмыгали по комнатам с постными или, напротив, умильными улыбками на сморщенных физиономиях, мелко крестились и старательно прятали глаза при встрече с Машей или дворецким Василием, вызывавшим у них панический страх, вероятно, из-за своего огромного роста и широких черных бровей, сросшихся на переносице.

Маша старалась неотлучно находиться при княгине, но ее то и дело отвлекали для решения каких-то неотложных вопросов по хозяйству. Девушка оставляла Зинаиду Львовну на горничную, а по возвращении находила в ее спальне ораву давно не мытых, заросших длинным седым волосом, бородатых богомольцев, сгорбленных подслеповатых старух в засаленных одеждах и с тощими косицами, выглядывающими из-под платков, полностью закрывающих лоб и заколотых под подбородком, и странных простоволосых, растрепанных женщин с грязными ногтями и блуждающим взором.

Окна в спальне постоянно были закрыты плотными шторами, из освещения – лишь лампада у образов и две свечи: одна рядом с изголовьем княгини, другая на небольшом круглом столике, за которым обычно сидела Маша и читала княгине Евангелие. В отсутствие воспитанницы Зинаида Львовна заставляла странников и странниц становиться на колени, бить земные поклоны и молиться о спасении раба божьего Дмитрия. Сама же молча сидела на разобранной постели в ночном чепце, с распушенными по плечам волосами, в ночной рубашке и большой персидской шали, прикрывающей плечи. Сцепив пальцы рук, она медленно раскачивалась в такт бормотанию и быстрому речитативу молитв, которые нестройный хор усердно бубнил вплоть до появления Маши. Но стоило девушке показаться на пороге, богомольцы вскакивали с колен и, беспрестанно кланяясь, пятились спиной к дверям и исчезали за пышными бархатными шторами, чтобы восстать из небытия сразу же после того, как Машу в очередной раз вызовут по делам.

Два раза княгиня ездила в храм и заказывала молебны во спасение сына от тяжкой участи и раздала в оба раза милостыни не меньше чем на двести рублей... Со дня визита к Недзельским она никого не принимала и отказывала даже приятельницам, когда та или иная дама приезжала выразить ей свое сочувствие.

Все содержание дома и управление хозяйством полностью легли теперь на плечи Маши. По утрам они с управляющим обсуждали и решали наиболее важные вопросы, но в течение дня возникало великое множество мелких, и к ней шли за разъяснениями и экономка, и повар, и главный конюх, и белошвейка, и горничные... Маша подозревала, что порой к ней обращаются не по адресу. Вряд ли кто из слуг посмел бы столь часто беспокоить князя или княгиню. Многие проблемы могли решить управляющий или дворецкий, но слуги их побаивались и пользовались Машиной добротой самым немилосердным образом, отчего к вечеру она не чувствовала под собой ног от усталости.

Спать она ложилась поздно, только удостоверившись, что княгиня уже в постели, а два лакея, попеременно дежурившие у дверей, и горничная, спавшая в небольшой комнате рядом со спальней княгини, находятся на своих местах. Ночная стража была поставлена после того, как один из старцев попытался проникнуть в спальню Зинаиды Львовны с очевидным желанием чем-нибудь поживиться, но был пойман дворецким, нещадно бит кнутом на конюшне и сдан в полицейский участок. Для ночлега богомольцев отвели один из флигелей, но после учиненной в нем пьяной драки Маша велела очистить его от обитателей, однако против их дневного нашествия поделать ничего не могла. Когда она попыталась убедить княгиню, что это проходимцы и ничего, кроме насекомых и болезней, в дом не принесут, Зинаида Львовна расплакалась и попросила не трогать их, потому как они искренне молятся за Митю. И, возможно, молитвы сирых и убогих быстрее дойдут до господа, и он спасет ее сына от чрезмерно тяжелого наказания.