Патриция Хэган - Полуночная роза Страница 22

— Благодарю за комплименты. Я высоко ценю вашу деликатность, но не надо меня утешать. Можно подумать, что для женщины весь смысл жизни в замужестве. Я так не считаю. Что для хорошеньких, что для дурнушек на замужестве свет клином не сошелся. Я предпочитаю иметь возможность выбора.

Он поднял бровь, восхищенный этим храбрым заявлением.

— Например?

— Трудно сказать, — смутилась она, — но уверена, должно же что-то быть. — И желая перевести разговор в другое русло, сказала: — Вы своими глазами видели Францию, и вам, наверное, есть что рассказать. Я бы с удовольствием послушала о жизни в Париже.

Райан был рад стараться. Несмотря на неприятные воспоминания, ему нравилась Франция. И он стал описывать Париж в октябре.

— Дни становятся короче. Сумерки наступают в четыре часа. В это время так приятно сидеть в уютной комнате, приказать коридорному растопить камин и устроиться поудобнее. Он подбрасывает поленья, а ты смотришь, как они весело полыхают, и пьешь чай. А за окном уже почти темно. Город постепенно погружается в фиолетовый сумрак.

Он долго рассказывал об очаровании осеннего Версаля, его бульварах с золотыми и ржавыми листьями, кружащимися над аллеями. Вскользь упомянул о красоте гобеленов во дворцах Луары, цветниках с необыкновенно яркими хризантемами в Шенонсо и величественных парках Тюильри. Он с таким жаром описывал вкус вина, жареных фазанов и куропаток, которыми славится Бургундия, что разбудил в ней жажду и аппетит.

Не замечая времени, они бродили по мягкому травянистому берегу. Райан продолжал свой вдохновенный рассказ, а Эрин, очарованная, молча слушала. Наконец они остановились возле поникших ив и присели прямо на траву. Над их головами мягко шелестели ветви. В сгущающихся тенях кое-где уже проблескивали мигающие огоньки светлячков.

И вдруг они заметили, что день прошел.

Эрин вскарабкалась на пригорок и стряхнула сухие травинки с бриджей.

— Мне пора возвращаться. Я и так слишком задержалась. Мама будет беспокоиться, обычно я приходила намного раньше.

Она повернулась и хотела идти, но Райан, не совладав с желанием, копившимся в нем весь день, внезапно встал на ее пути. Резко, почти грубо он схватил ее за талию и развернул к себе. Опешив от неожиданности, она не могла выговорить ни слова и только с изумлением смотрела в его светящиеся, как два тлеющих угля, глаза. Когда его губы стали опускаться к ее рту, она задрожала, сперва от страха, потом — от ожидания. Со вздохом она поддалась искушению.

Овладевая ее ртом, Райан почувствовал этот трепетный ответ. Медленно и робко ее пальцы поползли вверх, сжав его плечи. Затем она прильнула к нему, изогнув тело в бессознательном порыве. Он не выпускал ее из цепких рук, как охотник свою добычу. У нее закружилась голова. Незнакомое волнение отгородило ее от реальности. Время, казалось, с этой минуты приостановило свой ход.

Райан изнемогал от страсти. Никогда еще он не воспламенялся с подобной быстротой и силой. Он не помнил, чтобы его желание выходило так далеко за дозволенные рамки. Неутоленная жажда жгла сильней огня. Волна безумия охватила его с головы до кончиков пальцев, когда он еще крепче прижал к себе покорное тело.

Он знал, что Эрин должна была ощущать его восставшую плоть. Одежда не могла помешать этому. Но он заблуждался.

Эрин не отличалась искушенностью в практических сторонах любви. Она не знала, как себя вести. Происходящее было таким ошеломляюще новым, что вызвало полную сумятицу в ее душе. Ей хотелось одновременно и плакать, и смеяться. Она сделалась беспомощной и послушной. У нее было только одно желание — льнуть к нему и вкушать сладость дурмана столько, сколько это могло продолжаться.

Он на секунду отнял губы.

— Боже, я сойду с ума, — быстро проговорил он срывающимся шепотом и снова набросился на нее. Его язык трогал ее губы, прокладывая горячую полоску между ними, настаивая, упрашивая, умоляя раздвинуться. Наконец ему это удалось. Когда она почувствовала его язык у себя во рту, он тотчас пробрался одной рукой к ней на грудь. Обхватил ладонью и слегка сжал. И мгновенно прошла радость. Пропало наслаждение. Все исчезло в водовороте возвратившегося давнего ночного кошмара. Место Взрослой девушки занял испуганный ребенок. В памяти всплыли спальня и девчушка, зажатая в постели отчимом, сопротивляющаяся и мучающаяся от стыда.

Второй раз за день Эрин вспоминала ту страшную ночь, когда Закери шарил руками у нее под рубашкой.

— Нет! — вскрикнула она. — Не надо.

Райан в растерянности опустил руки, не понимая, почему она его оттолкнула.

Она отступила, спотыкаясь. С силой вытерла рот тыльной стороной руки и застыла, ужаснувшись своему поступку. Обида и недоумение в его взгляде были непереносимы.

— Я… я… — Эрин не могла выдержать его взгляда. — Извините. Это… это произошло так быстро.

Это было все, что она, заикаясь, смогла выдавить из себя. Она понимала, сколь невразумительны и жалки ее слова. Но что она могла сказать ему? Что он, сам того не подозревая, оживил самые болезненные воспоминания?

Нахмурившись, он продолжал с удивлением смотреть на нее. Он не мог взять в толк, как при ее чувственности можно было так легко пойти на попятную? Минуту назад она так жадно прижималась к нему. В этом он не мог обмануться. Так почему, проявляя к нему явный женский интерес, она вдруг лишилась присутствия духа? Не по наивности же. Нет, она казалась ему достаточной мудрой. Тогда что это было? Игра? Расчет? Стремление разжечь безумную страсть и привязать к себе? Судя по ее поведению до сей поры, вряд ли. Такая умная девушка, как она, не стала бы испытывать его таким примитивным образом. Редкое сочетание ума и женского очарования поражало его в ней. До нее ни одна из представительниц прекрасного пола не была ему столь приятна.

Видя неподдельный ужас в ее дивных коньячных глазах, он посчитал нужным сказать несколько слов в свое оправдание и пробормотал, что не имел в виду ее обидеть.

Она отвязала лошадь и вскочила в седло.

— Вам не за что извиняться. — Она бросила на него выразительный взгляд, как бы говоря, что это она должна просить у него прощения. — Это моя ошибка. Я не должна была…

Внезапно ее голос оборвался, потому что в голову пришла совершенно дикая мысль. А что, собственно, она не должна была делать? Все, что она делала, она хотела делать. И его действия ей тоже нравились, вплоть до того момента, когда он скользнул языком в ее рот и потрогал ее грудь.

Она резко дернула за узду и пришпорила лошадь. У нее не было другого способа выйти из неловкого положения. Оставалось только спасаться галопом.