Грегор Самаров - На берегах Ганга. Торжество любви Страница 23

Лорд Торнтон испытывал лихорадочное возбуждение; он в первый раз принимал участие в тигровой охоте, о которой так много слышал в Европе, и одно ее начало превосходило все его ожидания.

С закатом солнца вокруг лагеря зажгли костры, чтобы защититься от змей, а для большей безопасности со стороны джунглей поставили цепь часовых. Охотники собрались в большой ярко освещенной палатке, где вскоре подали обед. С наступлением темноты из джунглей стало раздаваться рычание хищных зверей; громкие ночные звуки дебрей слились с веселыми разговорами избалованных европейцев, магометан и индусов. Такой резкий контраст представлял особенную прелесть. Гастингс удивительно умело оживлял разговор, и его охотничьи рассказы, вызывавшие громкое одобрение, превосходили самую пылкую фантазию охотников. Только Марианна, не принимая участия в общем разговоре, замечала, что пальцы его иногда нервно вздрагивали, а глаза лихорадочно блестели.

Лорд Торнтон встал, с большим трудом добился некоторой тишины и предложил выпить за здоровье Маргариты.

— Мы не в силах, — воскликнул он, — лучше отблагодарить наших добрых и уважаемых хозяев за предстоящее удовольствие, чем осушив бокалы за здоровье их дочери. Пусть наши пожелания перелетят к постели дорогой и уважаемой мисс Маргариты и ускорят ее выздоровление!

При громком одобрении бокалы опустошили, и гости с лордом во главе стали подходить к губернатору и его жене, чтобы подтвердить искренность и сердечность высказанных пожеланий. Марианна едва стояла на ногах и, когда все несколько успокоились, под предлогом усталости удалилась к себе. Гастингс предложил всем разойтись на отдых, чтобы собраться с силами к завтрашней охоте.

Скоро все погрузилось в глубокий сон. Оставшись один у себя в палатке, Гастингс открыл маленький, находившийся в его ручном багаже сундучок и вынул оттуда шелковую шаль, подарок набоба Аудэ. Маргарита часто носила эту шаль, и потому Гастингс взял ее с собой.

Он позвал беспокойно ворчавшего у входа палатки Неро и развернул шаль. Неро зарылся с головой в складки мягкой ткани и радостно залаял. Дав Неро проникнуться запахом платка, Гастингс стал тихо шептать ему на ухо, внушая, что нужно дальше идти по следу, а затем велел позвать к себе старшего шикария. Последний немедля явился на зов, и Гастингс спросил, все ли готово к охоте и хорошо ли исследованы джунгли.

Шикарий отвечал утвердительно, почти обиженный его сомнением.

— Охота будет превосходна, — ответил он, — поблизости находятся четыре или пять тигров. Несмотря на шум в лагере, два из них подкрались к самому рву и отступили только перед огнем.

— Хорошо, — похвалил Гастингс, — я когда-то здесь охотился. В лесах Ориссы водятся также олени самой крупной и благородной породы; теперь их подстерегают, когда они идут на водопой; я хочу воспользоваться случаем и поохотиться на оленей.

— Очень хорошо, ваша милость; по всей вероятности, там окажется много оленей.

— Я знаю, — бросил Гастингс, — и сам приму меры. Выберите двести самых надежных и верных ласкариев и приведите их сюда.

Скоро шикарий в сопровождении ласкариев вернулся. Гастингс погладил Неро по голове и пошел вслед за ним через весь лагерь по направлению к дороге. Неро перебежал через дорогу и хотел войти в лес; но Гастингс принудил его вернуться и идти несколько в стороне, приказав шикарию расставлять по его следу ласкариев по одному человеку, как часовых. Таким образом он описал по лесу огромный круг, все время держа за ошейник собаку, стремившуюся в середину этого круга.

Ласкарии, вооруженные ружьями, образовали цепь вокруг обойденного Гастингсом места.

— Так, — подвел итог Гастингс. — Олени, которые обложены нами, наверняка затаились там; чутье никогда не обманывает Неро. Ты уверен, что ласкарии никого не пропустят через цепь, пока я не буду готов?

— Убежден, — отвечал шикарий, — каждый из них снабжен пищей и питьем на два дня, и я отвечаю за то, что они не пропустят мимо себя ни человека, ни зверя.

— Ты упомянул о людях. Возможно, что там скрываются парии, прежде они попадались в этой местности. Их надо задержать и доложить мне; если будут сопротивляться — стрелять, но только не в женщин, которых нужно во что бы то ни стало схватить живыми… Я не хочу, чтобы меня упрекали в убийстве женщин…

— Будет исполнено, — отвечал шикарий. — Я тотчас обойду всех еще раз и передам им ваше приказание.

— Сделай это, — сказал Гастингс, — а потом позаботься, чтобы завтрашняя охота прошла удачно.

Откланявшись, старший егерь обошел цепь и, переходя от одного ласкария к другому, каждому передал приказание губернатора.

— Парии, — говорил он, — хитрее зверей, и в одиночку они легче прорвутся через цепь, чем олени. Кто поймает парию, получит особое вознаграждение.

Гастингс вошел в палатку Марианны и застал ее сидящей в кресле около кровати. Она вздрогнула и боязливо взглянула на него.

— Теперь они в наших руках, — заверил он ее. — Неро не ошибается, они должны находиться здесь и могут ускользнуть от нас лишь каким-нибудь чудом.

— Боже мой, Боже мой! — дрожала Марианна. — Если суждено случиться несчастью, то я готова молить небо, чтобы они не попались нам.

— Успокойся, дорогая, — отвечал Гастингс. — Я принял меры, чтобы с Маргаритой ничего не случилось. А что касается разбойника, — добавил он мрачно, — то лучше, если он исчезнет навеки… Мужайся, я позаботился, чтобы все удалось.

— Удалось! — повторила она. — Милосердный Боже, разве такое называется удачей, и какая мука будет потом.

— Какая бы мука ни была, мы перенесем ее, и перенесем легко, потому что мы будем одни… Чтобы спасти человека из когтей льва или тигра, рискуют жизнью, а мы не побоимся мучений и горя, чтобы спасти наше дитя от позора и отчаяния.

— А разве нет другого выхода? — робко спросила Марианна.

— Нет! — сурово ответил Гастингс. — Преступник, которому я вернул человеческое достоинство и открыл путь к свету, не заслуживает прощения. Ни слова больше! Успокойся, моя дорогая, и пусть твоя гордость будет выше горестей материнского сердца.

Он поцеловал ее полные слез глаза и быстро пошел к своей палатке. Короткой стальной цепочкой привязал он собаку к ножке своей походной кровати и лег спать.

Глубокая тишина наступила в лагере, в лесу и в джунглях; лишь изредка нарушал ее храп лошадей, ворчание слонов и рычание тигров в дебрях.

II

При первых лучах солнца лагерь ожил, но все старались не шуметь. Даже прислуга говорила шепотом: все боялись спугнуть чутких хищников из их убежищ.