Виктория Холт - Знак судьбы Страница 23

— Я сказала им, что нас не куча, а только двое, и мы не маленькие. Тогда мама рассердилась и потребовала, чтобы Джимми не был таким эгоистом и что папа расстроился бы, если бы узнал, что он отказался присмотреть за сестренкой и ее подружкой, иначе бедняжкам придется остаться на корабле. Тогда Джимми ответил: «Ладно, пусть едут, но мы этого не хотим».

— Может, тогда нам лучше остаться на борту? — предложила я.

— Остаться на борту?! Ну уж нет! Мы поедем с ними.

Было очень весело забираться в лодку, которая должна отвезти нас на берег. Сначала нужно было спуститься по мосткам, которые разбухли от воды и прогибались. Это было непростым делом, и с двух сторон как часовые стояли дюжие матросы. Они ожидали у покачивающейся платформы, чтобы помочь людям забраться в лодку.

Матросы посадили нас с Герти в лодку, которая раскачивалась на воде. В тот день море было довольно неспокойным. Мы вцепились друг в дружку, чтобы удержаться, и громко смеялись, а двое юношей, наши невольные спутники, укоризненно смотрели на нас.

Было уже позднее утро, когда мы сели в лодку, потому что на берег сходило много народу, а лодки вмещали только определенное количество пассажиров, и нам пришлось дожидаться своей очереди. Нас предупредили, что мы должны вернуться на борт не позже четырех, потому что корабль отчаливает в половине пятого, а последняя лодка отойдет от причала в Суэце в полчетвертого.

И вот мы на твердой земле. Я посмотрела в сторону моря, на «Королеву морей», и подумала, как величественно она выглядит. Джимми и Тимоти не терпелось отправиться в путь, и мы пошли за ними следом. Спустя некоторое время мы вышли к базару. Узкие улочки, мощенные булыжником, с двух сторон пестрели лавками и магазинчиками, похожими на пещеры, с прилавками у порога. Было очень шумно, потому что все вокруг взволнованно кричали. На мужчинах были длинные одежды и тюрбаны, которые выглядели весьма экзотично. Все сильно отличалось от того, что я видела когда-либо раньше. Мы прислушивались к разговорам людей у прилавков. Казалось, они торгуются. Но мы не понимали ни слова. Было похоже, что они отчаянно ссорятся, а иногда даже готовы ударить друг друга. Потом, вероятно, они договаривались о цене, потому что широко улыбались, и один раз я даже видела, как продавец и покупатель расцеловались.

Юноши задержались у одного из прилавков, на котором были разложены ожерелья, кольца и браслеты. Все из-за того, что их окликнули две смуглые девушки. У девушек были длинные черные волосы и смеющиеся темные глаза. В ушах висели большие серьги, а на шеях — ожерелья, похожие на те, что лежали на прилавках. Потом одна из девушек набросила ожерелье на шею Джимми. Он сильно смутился, и девушкам показалось, что это замечательная шутка.

— Красиво, красиво! — воскликнула одна из них. — Покупаете?

Молодые люди рассмеялись, и девушки захихикали в ответ. Другая девушка нацепила ожерелье на шею Тимоти. Было очевидно, что молодые люди не знают, что делать. Нас с Герти это порадовало — приятно было видеть, что они попали в неловкую ситуацию. Девушка, которая надела бусы на шею Джимми, стала медленно тянуть их к себе — а вместе с бусами и самого Джимми.

— Пойдем, — сказала она.

Потом и вторая притянула к себе Тимоти точно так же.

— Это уже глупо, — сказала Герти. — Идем посмотрим на кожаные изделия вон на том прилавке.

Мы двинулись в указанном направлении. Среди товаров были кожаные бумажники разных цветов из мягкой кожи, расшитой золотом.

— На следующей неделе день рождения отца, — сказала Герти. — Я могла бы купить ему один из них.

Она выбрала бумажник, и к ней тут же подскочил продавец.

— Нравится? Очень красивый.

— Сколько? — спросила Герти, как она считала, «взрослым» тоном.

— Сами скажите… Сколько дадите?

— Понятия не имею, — растерялась Герти. — Скажите, сколько вы за него просите.

Мужчина взял табличку и написал цифры.

— У меня столько нет, — произнесла Герти и повернулась ко мне: — Пойдем.

Она положила бумажник и попыталась отойти, но продавец схватил ее за руку.

— Сколько? Сколько? — Он вцепился в сумочку, которая была у нее в руках. — Сколько? Сколько? — продолжал повторять он.

Мы обе пожалели, что ввязались в это, и я была уверена, что бумажник потерял в глазах Герти всякую привлекательность.

Но продавец крепко держал ее за руку и никак не отпускал. Он с обожанием смотрел на бумажник, потом бросал на нас трагический взгляд, словно давая понять, что ему крайне необходимо продать его. Торговец заметил, что привлек наше внимание и вызвал сострадание, и продолжал:

— Я бедный человек. Очень бедный.

Он на мгновение отпустил Герти и выставил руки, словно качал младенца.

— Дети… — объяснил он. — Голодают…

Мы с Герти обменялись взглядами. Она пожала плечами и достала из кошелька все деньги. Мужчина улыбнулся, взял деньги и упаковал бумажник.

Наконец мы освободились. Но я не была уверена, купила ли Герти бумажник из сострадания или потому, что хотела выпутаться из неловкой ситуации.

Пока все это происходило, молодые люди исчезли. И девушки с ожерельями тоже.

— Ну не беда, — сказала Герти. — Нам самим будет лучше. Мы им не нужны — и они нам тоже.

Мы прошли по узкой улочке, разглядывая прилавки, с твердым намерением не ввязываться больше ни в какие торги. Там был целый лабиринт улочек, которые как две капли воды походили одна на другую. Нам пришлось бродить почти полчаса, прежде чем удалось выйти с базара. Мы думали, нам удастся найти место, откуда мы сможем добраться до причала, но все вокруг выглядело по-другому, совершенно незнакомым.

Герти посмотрела на часы, которые были приколоты булавкой к ее платью. Часы показывали половину третьего.

— Давай сядем на одну из этих повозок с осликами, и они отвезут нас к кораблю, — предложила она.

— А ты не думаешь, что наши провожатые ищут нас?

— Нет. Они были рады от нас избавиться. И потом, мы покажем им, что можем без них обойтись. Смотри, вот одна из повозок.

Мы окликнули возницу. Им оказался мальчик, которому было не больше четырнадцати лет. Он подошел к нам.

— Мы хотим вернуться на лодку, которая отвезет нас на корабль «Королева морей». Ты знаешь, где это?

— Знаю, знаю, — энергично закивал мальчик. — Едем!

Мы забрались в повозку — что-то вроде двуколки. Нам было очень жаль двух осликов, которым приходилось ее тащить. Они выглядели так трогательно — слабенькие и хрупкие. Но вскоре мы уже смеялись, прижимаясь друг к дружке, потому что поездка была не самая комфортная.