Мое любимое чудовище - Элизабет Хойт Страница 23

И что еще хуже — помог ему.

Тревельон вскинул голову, когда его вдруг посетила простая, естественная и совершенно удивительная мысль:

— Вы не убивали тех людей, верно?

Аполлон смотрел на лежавшего на земле мужчину, не обращая внимания на обжигающую боль в голове. Он сразу узнал капитана Джеймса Тревельона: теперь ему было известно его имя, — а в то утро, когда Аполлона арестовали, он был просто драгуном в красном мундире, вестником его грядущего краха.

Сейчас капитан был одет в черное, грудь его пересекали широкие патронташи, но обе кобуры были пусты: пистолеты валялись в пыли неподалеку. Какая жалость! Это были довольно изящные модели, украшенные выпуклым серебряным тиснением на рукоятках.

Этот человек хотел его арестовать: вернуть в ад под названием «Бедлам». Ему следовало убить драгуна или по меньше мере сделать так, чтобы он больше никогда не смог сюда прийти. Аполлон не сомневался, что многие бы на его месте поступили именно так и больше никогда об этом не вспоминали, но он, к добру или нет, не был одним из них. В Бедламе он подвергался истязаниям, результатом которых стало его поврежденное горло, поэтому он предпочитал более цивилизованные способы решения проблем.

Открыв сумку и достав блокнот, Аполлон написал: «Я никого не убивал».

Тревельон, пребывавший в весьма неудобном положении, вытянул шею, чтобы прочитать написанное, и шумно выдохнул.

— Но в то утро вы определенно выглядели так, словно действительно совершили убийство: весь в крови, с зажатым в руке ножом и совершенно не в себе.

Слова капитана прозвучали как обвинение, и все же в его голосе Аполлон услышал заинтересованность и впервые вдруг ощутил крошечный, совсем слабый проблеск надежды. Он осторожно пожал плечами и написал: «Я был пьян».

Судя по тому, как Тревельон принялся массировать икру правой ноги, его сильно беспокоила боль.

— Я повидал немало выпивох, и у большинства из них была хоть какая-то логика. В ваших же действиях не было никакого смысла.

Аполлон вздохнул. Кожу саднило в том месте, где ее вскользь зацепила пуля, голова раскалывалась, а рубашка изрядно пропиталась сочившейся из раны кровью, но что еще хуже — он все еще отчетливо ощущал прикосновение прохладных изящных пальцев мисс Стамп к своей щеке. Это было так чувственно. А капитан разрушил этот хрупкий момент близости. На лице мисс Стамп был написан такой ужас, когда Аполлон жестом приказал ей уйти вместе с ребенком. Ему хотелось разыскать ее и убедиться, что она в полной безопасности и не слишком напугана, а еще извиниться: причиной ужаса на ее лице была ситуация, а не он.

Аполлон хотел уже встать и уйти, оставив Тревельона лежать в грязи, но капитан его узнал, обнаружил его убежище, поэтому так или иначе эту проблему придется решить. К тому же Тревельон оказался первым за долгое время, кто согласился выслушать его версию развития событий, поэтому, вместо того чтобы развернуться и уйти прочь, Аполлон опять взял в руки блокнот и аккуратно написал: «Я помню, как сидел за столом с друзьями, как мы прикончили первую бутылку вина, и больше ничего».

Пока Тревельон читал, Аполлон снял жилет и рубашку и обвязал голову на манер чалмы.

Тревельон поднял голову.

— Думаете, вам что-то подсыпали?

Аполлон склонил голову набок и пожал плечами, что должно было означать: «Вероятно». В сумасшедшем доме у него было достаточно времени, чтобы обдумать случившееся. Долгие, долгие годы сожаления и раздумий. Теперь, по прошествии времени, мысль, что в вино что-то подсыпали, казалась все более очевидной.

Он поднялся на ноги и протянул руку капитану.

Тревельон довольно долго никак не реагировал, и Аполлон уже хотел было убрать, но тот наконец решился и ухватился за руку.

— Полагаю, к этому времени вы могли бы уже меня убить.

Аполлон вскинул бровь, однако рывком поднял Тревельона с земли. Он не издал ни звука, но его тело было так напряжено, что любому стало бы понятно, какую невероятную боль он терпит.

Тревельон оперся на трость, но Аполлон продолжал поддерживать его за плечи, и поскольку капитан не отстранялся, было понятно, что эта помощь ему необходима. Килбурн довел его до поваленного дерева, которое мисс Стамп использовала в качестве письменного стола, и, поморщившись, капитан осторожно опустился на него, вытянув перед собой больную ногу.

— Почему вы не можете говорить? — спросил он, глядя на присевшего на корточки перед ним Аполлона.

В ответ тот написал единственное слово: «Бедлам».

Брови капитана сошлись на переносице, и, судорожно сжав блокнот, он сурово посмотрел на Аполлона и медленно проговорил:

— Если вы не убивали, значит, это сделал кто-то другой. И этот кто-то до сих пор разгуливает на свободе. Я же совершил ужасную ошибку: арестовал не того человека.

Аполлон смотрел на него, с трудом сдерживаясь, чтобы не усмехнуться, пусть и с горечью. Четыре года голода, издевательств в наказание за преступление, которого не совершал. Какими бы искренними ни были сожаления, слишком они запоздали.

Внезапно Аполлон впервые за многие месяцы открыл дверь темной комнаты на задворках своего сознания и выпустил их: Хью Мобри, Джозеф Тейт, Уильям Смизерс. Его друзья встали перед ним как живые. Мобри с внутренностями, вывалившимися на устланный соломой пол таверны; Тейт, практически невредимый, с раной в груди и тремя отсутствующими пальцами; Смизерс с открытыми глазами, застывшим на мальчишеском лице удивлением и перерезанным горлом.

Вместе с Мобри и Тейтом Аполлон учился в школе, а Смизерс был каким-то дальним родственником Тейта. Все они были веселые парни, с которыми здорово было пить всю ночь напролет. А потом он проснулся, и явь оказалась ужаснее самого кошмарного сна.

Аполлон заморгал, стараясь избавиться от образов и кошмарных воспоминаний, и посмотрел на Тревельона. Тот тоже не спускал с него глаз: спина прямая, выражение лица мрачное и решительное.

— Эту несправедливость необходимо исправить, и сделать это должен я. Мы вместе найдем настоящего убийцу.

Аполлон улыбнулся, хотя и невесело, взял карандаш и начал писать, причем из-за бурлящих в нем эмоций карандаш проткнул бумагу в нескольких местах: «Как? Я провел в сумасшедшем доме четыре года, и за это время никто не усомнился в моей вине. Вы и сами считали меня виновным, когда напали на меня всего несколько минут назад. Где вы отыщете того — или тех, — кто на самом деле совершил преступление?»

Прочитав написанное, Тревельон сухо поправил его:

— Вообще-то это вы на меня напали.