Не обожгись цветком папоротника - Арина Бугровская Страница 23

— Всё, хватит.

Также молча шли некоторое время дальше, торопясь увеличить расстояние между собой и проходом в мир предков. Наконец, по мнению Малого, стало более-менее безопасно, и можно было обсудить:

— Видал?

— Видал. Непонятное что-то темнеет.

— Ага, непонятное. Лежит, кажется, на дне.

— Ну да, неглубоко там, похоже.

— А хода на тот свет я не видел.

— И я. Может, он где-то сбоку?

— Наверное сбоку.

— А может ход маленький, вот и не разглядели.

— Да как же он маленький будет, если они, предки эти наши, тогда не вылезут. Да и девка за веретеном в маленький ход не пролезла бы.

— И правда. Значит, сбоку.

— Интересно, а что там лежит?

— Не знаю, может камень?

— Может, и камень.

— А зачем в колодце камень?

— И правда, зачем?

За разговором не заметили, как подошли к колдыбани. Здесь лес менялся. Из светлого, весёлого и доброжелательного он становился тёмным, сырым, страшным и уходил вниз. Именно здесь, по всеобщему рассуждению, и скопились полчища нечистой силы. Идти дальше не хотелось. В памяти тут же возникли разные истории и слухи, занятные и будоражащие воображение в другое время, но в данный момент совсем неподходящие. Ребята изо всех сил постарались вытряхнуть их из головы. В трусости не хотелось сознаваться, и чтобы собраться хоть немного с духом, они сняли висящие на шее на шнурках, и до этого момента ненужные, лапти и стали обуваться. Вроде даже и спокойней после этого стало. Мальчики разом шагнули в тёмные дебри.

Сразу стало тише, исчезли звуки, которыми только что был наполнен лес. Птичьи трели остались там, на светлой стороне, а сюда они едва доносились. Казалось, наступили сумерки, настолько густые ветки елей закрывали дневной свет. Ребята медленно и молча пошли вглубь. Забылась цель, которая привела их сюда. Они не смотрели под ноги и уже не искали железные штуки. Надо было просто пройти немного вперёд, потом с чистой совестью повернуть домой. Таким образом показать себя не трусом в глазах товарища. Всё.

В какой-то момент затеплилась надежда, но ничего страшного и нет. Что это вполне возможно — идти в самом центре колдыбани так, без всякой защиты, как вдруг неожиданно и отчётливо послышался детский плач. Ребята замерли, схватили друг друга за руки. Плач на некоторое время прекратился, а потом невидимый ребёнок вновь заплакал. Громко и недовольно. Постояли, не веря своим ушам. Но сомнений нет. Плач раздавался несколько приглушённо и снизу. Как будто из-под земли.

Дальше уж показывать свою отвагу было бы бессмысленно, потому что нужно было спасать свои молодые и хрупкие, а в данный момент, и очень дорогие жизни. Ребята разом повернули в обратную сторону и рванули из тёмной колдыбани, не надеясь выбраться, но, к счастью, и некоторому удивлению, выбрались быстро, а потом по лесной дороге мимо лешего колодца бежали не оглядываясь. Временами казалось, что кто-то сопит сзади, но проверить нельзя никак. Всякому известно, что единственный шанс уцелеть — молча и максимально быстро улепётывать, не проявляя излишнего любопытства. Оглянешься — пропал, лесная нечисть только этого и ждёт, ничто уже не поможет.

Вскоре пришлось переходить временами на шаг, так как лес всё не заканчивался, в отличие от сил и дыхания. На выходе вспомнили про непредсказуемого пастуха и вильнули в сторону, чтобы не встретиться с ним. И лишь, когда последние дубы и сосны остались позади, они упали на мягкий цветущий ковёр луга. Впереди виднелось селение. Всё, можно отдышаться и обсудить.

— Что думаешь? — спросил Малой. В вопросах нечистой силы Ёра разбирался лучше.

— Не знаю.

Помолчали. Каждый вспоминал плач, пытаясь определить его характеристики.

— Ну, это как ребёнок. У нас Айка недавно так плакал. Точь-в-точь. Сейчас он подрос, почти не плачет. А раньше вот так же ревел.

— Как-будто это игоша.

— Что за игоша?

— Ну, это если матка какая-нибудь погубила своё дитё, вот оно и стало игошей. Оно живёт там, где матка его закопала, или утопила. Если в лесу, там он и будет плакать, просить, чтобы его домой отвели. У них, у этих игош нет рук и ног, вот и просят людей.

— А тот не просил.

— Ну да, не просил… Тогда может, это подменыш.

— Это, к примеру, когда леший подбросит лешёнка какой-нибудь бабе, а её ребёнка себе забирает? — всё же уточнил Малой.

— Ну, по-разному бывает. Бывает и не лешёнка даже подбросит, а деревянную колоду. А родители и не видят, что это колода, им чудится дитёнок живой. Они его кормят, ростят, пока кто не подскажет. А бывает, матка сама дитё лешему отдаёт. Слыхал, что с дочкой Кисея было?

— Слыхал. Но это ведь давно…

— Надо бы узнать, не пропадал у кого-нибудь недавно ребятёнок. Ты, если что услышишь, скажи мне. И я порасспрашиваю… Глянь-ка, а про хлеб мы забыли.

— Правда. Хорошо… хлебушек, я как раз проголодался.

— И я.

34

С самого утра Тиша ходила сама не своя, стараясь держаться подальше от матери. У неё даже разболелась голова от тревожных мыслей. Матушке Тиша привыкла рассказывать всё. Сама бежала навстречу со всеми своими новостями. А тут не только надо скрыть до вечера о том, что Василиса ушла, но и обмануть мать, если придётся.

Но обмануть — это уж слишком. Тиша боялась, что её язык тут же отнимется. И потом, обманешь, а мать вечером узнает, что обманула. Что она ей скажет, когда всё раскроется? Как в глаза посмотрит? Вот поэтому весь день держалась от Домны на приличном расстоянии, стараясь, чтобы оно не сокращалось.

С утра, правда, ей повезло. Когда к завтраку Василиса не вышла, Домна сходила в горенку, и там не обнаружив старшей дочери, вернулась ворча. Тиша уже голову ниже плеч опустила, ожидая неприятностей, но мать сама себе нашла причину Василисиного отсутствия:

— Во девка даёт, уж спозаранку ушла, ничего не сказала. Это, конечно, хорошо, что она у нас такая охотница, без мяса нас не оставляет, но мать ведь надо предупредить! Ай, ладно! Садитесь… Трапезничать нынче опять без Василисы будем.

Тиша тут только и выдохнула. А уж после девочке пришла в голову удачная мысль: наносить целую кадку воды. Так она будет в безопасности довольно продолжительное время, заодно и к подруге