Кэтрин Коултер - Магия страсти Страница 23

Глава 15

— Розалинда!

— Милорд, мисс Розалинда убежала из дому. В этом виноваты вы, милорд? Вы чем-то оскорбили эту милую молодую курочку?

Уилликом, напыжившись, загородил Николасу дорогу.

— У курочки между прелестными ушками нет ничего, кроме воздуха. Она удрала без всяких причин, — процедил Николас и, подхватив дворецкого под мышки, без особых усилий отставил в сторону и побежал за ней, но остановился, заметив мелькнувший из-за угла кусочек подола голубой юбки. Почти немедленно раздались вопль и крики. Николас свернул за угол и увидел, что Розалинда сидит на тротуаре, рядом полулежит красная как рак тяжеловесная матрона в сбившейся шляпке. Нижние юбки задрались до колен, вокруг рассыпаны покупки. Раскрытый рот готов исторгнуть очередной вопль.

Николас поспешно поднял женщину, что оказалось задачей не из легких, и собрал ее пакеты.

Матрона с такой силой потрясла кулаком перед носом Розалинды, что двойной подбородок заколыхался.

— Я миссис Пратт, сэр, жена преподобного Пратта с Пир-Три-лейн. Эта молодая леди, сэр, налетела на меня, едва не отослав к Создателю. Хорошо еще, что драгоценная свиная вырезка не упала в грязь! Если она ваша жена, сэр, вам следует хорошенько ее выпороть!

— Да, мэм, она моя жена, но не заслуживает порки, поскольку это я виноват, что она сбежала и имела несчастье сбить вас с ног.

Миссис Пратт вызывающе скрестила пухлые руки на не менее пухлой груди.

— Это действительно так? И что вы такого наделали, сэр, что эта невинная молодая леди сбежала от вас?

— Буду с вами откровенным, миссис Пратт. Такая женщина, как вы, заслуживает откровенности. Дело в том, что она еще не моя жена. Я просил ее стать моей женой, но она считает, будто недостаточно хороша для меня, что, конечно, абсолютная чушь. Согласен, мэм, если взглянуть, как она сидит на тротуаре, страдая от боли в… э-э… в кое-каких частях тела, и с таким видом, словно вот-вот разразится слезами и одновременно начнет осыпать меня проклятиями, можно посчитать, что она действительно мне неровня. Но если она стоит или вальсирует с чарующей улыбкой на лице, поверьте, красивее ее нет на всем свете. И я вполне могу ею гордиться. А когда она выйдет за меня, я не дам ей сбивать с ног почтенных леди, нагруженных покупками.

— Никогда не ела свиную вырезку, — объявила Розалинда.

Женщина неприязненно оглядела ее.

— Скорее всего, вы не заслуживаете такого лакомства. Выходите за этого джентльмена, или я познакомлю его с одной из моих дорогих племянниц, которые и не подумают отойти от него хотя бы на шаг. Только взгляните на него: белоснежные зубы, широкие плечи, и никакого отвислого брюшка в отличие от преподобного Пратта. Выходите за него, мисс. И поскорее.

Розалинда снова заломила руки:

— Но, Николас…

— Никто из нас не становится моложе, — продолжала дородная особа. — Если я покажу ему своих племянниц, он почти наверняка отвернется от вас. Моей малышке Лукреции только семнадцать.

Поскольку Розалинда проигнорировала протянутую руку Николаса, тот повернулся к миссис Пратт:

— Прошу принять мои извинения, мэм, но она обязательно станет моей женой, и, следовательно, я не смогу свести знакомство с Лукрецией.

С этими словами он низко поклонился и послал ей улыбку, от которой двойной подбородок женщины затрясся с новой силой.

— Возможно, моя прелестная Лукреция слишком молода для вас, сэр, и вам подойдет женщина постарше и более опытная…

Пригладив толстые букли над ушами, она неприязненно уставилась на Розалинду.

— …не эта взбалмошная глупышка, которая имела наглость сбежать от вас.

— Но вы поймали для меня эту взбалмошную глупышку, за что я вам благодарен.

— О, вы слишком любезны, сэр. Но полагаю, ничего страшного не произошло.

И миссис Пратт, схватив пакеты и бросив прощальный тоскующий взгляд на Николаса и злобный — на Розалинду, поплыла по тротуару.

Николас, подбоченившись, обратился к Розалинде:

— Ты действительно хочешь отказаться от меня в пользу мисс Лукреции?

— Ей всего семнадцать. Ты для нее — дряхлый старик.

— Тебе всего восемнадцать, и я для тебя — дряхлый старик. С тобой все в порядке?

— Наконец-то догадался спросить! Нет, я унижена, и тебе еще нужно напоминать о милой беседе с миссис Пратт.

— Следует учитывать все выгодные предложения. Неприятно говорить тебе это, но ты заслуживаешь подобного унижения. Не будешь так любезна, объяснить, почему сбежала? Или я попал не в бровь, а в глаз?

Розалинда отвела взгляд:

— Мне этого не вынести.

— Ради всего святого, чего именно?

— Твоего… твоего благородства.

Он прижал ее к себе, не обращая внимания на проходившую мимо няню с двумя детьми.

— Значит, я благороден?

— Да, но для меня важно быть не менее благородной. Она оглянулась по сторонам, прижалась к нему и поцеловала в шею.

— Трудно быть благородной, когда ты меня обнимаешь. Николас, а тебя обуревает похоть всего лишь от ма-а-аленького поцелуя в шею?

— Нет, черт возьми, я чувствую себя обделенным и оскорбленным. К тому же куча народу глазеет на нас. Давай вернемся в дом.

Розалинда отступила.

— Ладно, сейчас между нами не менее двух шагов, и, следовательно, я способна мыслить более здраво. Ты благороден, и я благородна. И я не могу выйти за тебя. Потому что желаю тебе добра.

— Все выглядит так, словно ты цитируешь Шекспира.

— Естественно, потому что мое имя взято из его пьесы. Николас воздел глаза к небу:

— Интересно, сумею ли я прийти в себя, если ударюсь головой об эту каменную стену?

Не получив ответа, он схватил Розалинду за руку и потащил к дому. Она не кричала, за что он был ей крайне благодарен.

Дуглас Шербрук, высокий и представительный в своем черном вечернем фраке, взглянул на Николаса Вейла и вдруг испугался за Розалинду. Райдер прав: этот человек многое пережил и способен быть беспощадным, если к тому призывают обстоятельства.

Он наблюдал за молодым человеком. Тот искал взглядом Розалинду, которая тихо сидела в большом мягком кресле у камина. Дугласу показалось, что она очень бледна и непривычно серьезна. Желтовато-зеленое платье совершенно ей не шло.

Дуглас нахмурился. Кто выбрал для нее этот цвет?

Отведя взгляд от девушки и ее неудачного наряда, Дуглас увидел, что Вейл уже приблизился к нему. Райдер представил его гостю. Молодой человек почтительно поклонился.

— Милорд, — сказал Николас, — для меня большая радость и честь познакомиться с вами.

В комнату проскользнул Уилликом и объявил, что обед подан. При этом он обращался одновременно и к графине Нортклифф, неотразимой в темно-зеленом платье, оттенявшем великолепные рыжие волосы, искусно уложенные на прелестной головке (Уилликом иногда позволял себе представить, что голова графини так же гладко выбрита, как у него: каким счастьем было бы увидеть это наяву!), и к миссис Софи (такой изящный железный кулачок в бархатной перчатке и изумительные манеры).