Лоретта Чейз - Вчерашний скандал Страница 23

Она перебросила ногу через круп лошади, осознавая давление руки Лайла на свою… на его бедре… руки, удерживающей её. С бьющимся сердцем она соскользнула на землю.

Девушка не стала ждать, пока Перегрин спешится, а быстро подошла к ограде, задрала юбки и перелезла через неё на маленькую площадку.

Она знала, что предоставила ему прекрасный обзор своих нижних юбок и чулок. Оливии было хорошо известно, что подобное зрелище делает с мужчинами. Но он её взволновал точно таким же образом. Поэтому такой поворот событий являлся справедливым.

— «Да будет известно потомкам и да подивятся знающие», — прочла Оливия вслух помпезным тоном, который обычно используют по торжественным случаям, — «что в пятнадцатый день сентября 1784 года Винсент Лунарди [7] из Луки, что в Тоскане, первый воздухоплаватель Британии, взлетел с Артиллерийского поля в Лондоне, пересёк пространство по воздуху за два часа и пятнадцать минут и опустился на землю в этом самом месте».

Лайл оставался за оградой. Он ещё не пришёл в себя после прогулки верхом: рука Оливии, обнявшая его за талию, её дьявольские груди, прижатые к его спине, и её ноги, вытянутые вдоль его ног. Физическое ощущение всё ещё вибрировало по всей длине его тела, особенно в том месте, где оно встречалось с передней частью седла.

Девушка настолько одурманила его, что он проехал мимо поворота.

У Перегрина не было времени полностью собраться с мыслями перед тем, как Оливия перелезла через ограду, показав все свои нижние юбки и чулки.

Это было типичной выходкой для девчонки-сорванца, она вела себя так же, как и тогда, когда они бывали вместе раньше. Оливия считает его своим братом. Поэтому она не следит за юбками и без колебаний садится на лошадь позади него.

Но Лайл не приходится ей братом, и он больше не тот мальчик, каким он был, слепым и глухим к волнующему виду женского нижнего белья. Не говоря уже о том, что девочкой Оливия не носила таких чулок с прелестной голубой вышивкой или нижних юбок, отделанных столь женственным кружевом. И в те дни у неё не было стройных ног и красиво очерченных щиколоток, а если и были, то он их не замечал.

После того, как граф разобрался во всём этом, его репродуктивные органы утихомирились, а мозг снова начал работать, он перешагнул через ограждение, чтобы встать позади Оливии, пока та заканчивала читать витиеватую словесную дань первому полёту воздушного шара в Англии.

В конце она взглянула на него и произнесла:

— Разве не удивительно? Эта тихая поляна видела столь важное событие. Как чудесно, что они отметили это место.

— Ты говорила, что тебе не приходилось видеть достопримечательности, — сказал Лайл.

Даже сердясь на неё, он продолжал чувствовать к ней жалость. Когда Перегрин был мальчиком, её отчим часто брал его в поездки. Лорд Ратборн всегда находил время, чтобы показывать интересные места и рассказывать о них истории, особенно страшные небылицы, которые нравятся мальчикам, о зловещих убийствах, призраках и прочем.

Кажется странным и несправедливым, что девочке с таким живым воображением, которая жаждала перемен и волнений, предоставлялось так мало шансов повидать мир.

— Я ничего об этом не знала, — проговорила Оливия. — Только вообрази. Почти пятьдесят лет тому назад. Что должны были подумать местные жители, когда увидели шар?

— Они были напуганы, — ответил Лайл. — Предположим, что ты крестьянка того времени.

Он посмотрел в свинцовые небеса.

— Ты смотришь вверх, и внезапно там, где должны быть лишь птицы да облака, появляется эта гигантская штука.

— Не знаю, испугалась бы я.

— Не конкретно ты, — сказал он. — Но будь ты крестьянкой, заурядной особой.

Что было совершенно невообразимо. Заурядной Оливия была бы в самую последнюю очередь.

— Я всегда хотела подняться на воздушном шаре, — говорила она.

Неудивительно.

— Как волнующе это должно быть, — продолжила девушка, — смотреть на мир с огромной высоты.

— Взлететь на огромную высоту хорошо, — сказал Лайл. — Спуск вниз — уже другая история, Лунарди понятия не имел, как управлять этой штуковиной. Он взял с собой вёсла, думая, что сможет грести ими в воздухе.

— Но он сделал попытку, — возразила Оливия. — У него была мечта, и он её осуществил. Благородное Дело. И здесь стоит камень, чтобы увековечить событие, для потомства, как здесь написано.

— Ты не находишь эту надпись напыщенной? — спросил Перегрин. Это было ужасно по-детски, но он не удержался.

— Напыщенной? О, Лайл. Она… — Девушка фыркнула от смеха, который быстро подавила. — Она ужасна.

— Он взял с собой кота, собаку, голубя в клетке и корзину с продовольствиями. Еду я понимаю. Животных не понимаю. В любом случае, голубь скоро улетел, а коту воздушное путешествие оказалось противопоказанным, и он был отпущен на небольшом расстоянии от Лондона.

Тут Оливия засмеялась по-настоящему и открыто, бархатистым каскадом звуков, изумившим Перегрина. Он ничем не напоминал тот серебристый смех, к которому стремилось так много женщин. Это был низкий и гортанный, эффектный звук (по аналогии со smoky eye — эффектные глаза), от которого у него мурашки побежали вдоль позвоночника.

Её смех вызывал опасные мысли — занавеси кровати, трепещущие на ветру, смятые простыни, и на какое-то время он сбил Лайла с толку.

— Вот это здорово, — сказала она. — Ты можешь себе представить? Корзина воздушного шара. Маленькое пространство, доверху заполненное провизией, вёслами, инструментами, и вдобавок собака, кот и голубь. И тут кота начинает тошнить на пол. Вижу перед собой выражение лица Лунарди. Как он, должно быть, хотел выкинуть проклятое животное за борт! Интересно, коснулся ли он поверхности земли, когда высаживал его.

— По правде говоря, Оливия, ты же знаешь, я не обладаю воображением, — тут Перегрин тоже зафыркал, и в следующий миг уже беспомощно засмеялся от картин, нарисованных ею.

На мгновение исчезли все его обиды и разочарования, и граф снова стал беззаботным мальчишкой. Он откинулся на ограду и хохотал так, как не делал целую вечность.

Тут Лайл рассказал ей историю о мисс Летиции Сэйдж, первой британской женщине-воздухоплавательнице, весом в четырнадцать стоунов [8], которая летела на следующем шаре с другом Лунарди — Биггинсом.

Естественно, Оливия изобразила сценку в лицах: корзина, крутящаяся на ветру, крупная женщина, которая падает на пол, прямо на перепуганного Биггинса. Но в это самое время ветер меняется, и Биггинса минует участь быть раздавленным.