Пэм Розенталь - Служанка и виконт Страница 23

Но ее не интересовали такие вещи. Почему она должна интересоваться событиями в этой заурядной семье? Только потому, что они платят ей жалованье? Почему вообще кого-то это должно интересовать? Франция — большая страна, разве здесь не о чем думать, кроме как о вечных интригах знати, выгодных браках и своем положении при дворе? О чем еще болтали и пререкались слуги за столом?

О том, что это решено. Семья выбирала одну из двух последних кандидаток — двух дам из Парижа.

— Ну, предложения предоставляют все, что можно получить от них. — Как всегда, Николя гордился своей осведомленностью. — И это будет маркиза де Машери, — твердо заявил он. — Ее семья богаче, и я подслушал, как виконт смеялся и говорил брату, что она его старый друг. Из Версаля, по-моему, он сказал.

Из Версаля? Мари-Лор не поднимала глаз от тарелки. «Сегодня мясо необычно жесткое», — думала она. Если она не прожует его как следует, то, вероятно, подавится.

Бертранда хмыкнула, разрываясь от желания рассказать, что она слышала вечером за чаем.

— Друг или враг, это не имеет значения. Главное — сколько денег семья дамы готова заплатить за мужа. Семья маркизы предложила — и это, заметьте, ежемесячно только на одежду месье Жозефа, — такие деньги, что на них можно целый год кормить всю мою деревню.

В ее самодовольном тоне проскальзывала обида.

— Это кроме приданого, конечно. Маркиза — толстая и ученая. Месье Юбер сказал, что она настоящий синий чулок…

Николя рассмеялся:

— А другая дама — тощая, страдает припадками. В обоих случаях главное — деньги. Но виконт не сразу уедет, — добавил он. — Он останется с герцогом столько времени, сколько, гм… потребуется.

Слуги примолкли. Ни один из них не ожидал ничего хорошего от этого дня, который был уже не за горами, — дня, когда месье Юбер станет герцогом, а Горгона получит еще большую власть.

— Во всяком случае, — сказала Бертранда Мари-Лор, когда они убирали со стола, — хорошо, что ты пьешь этот чай. Семье не понравится появление незваного гостя в такое время.

Мари-Лор слегка пожала плечами:

— Мне тоже. Знаешь, надо подумать о своем будущем, даже если моими делами и не занимается брачный маклер.

Но черт бы побрал эту Бертранду!

Как и маркизу де Машери, которая бывала в Версале и чья богатая семья могла бы прокормить половину Прованса. И которая тоже любила книги. Она почему-то не ожидала, что Жозеф женится на женщине, которую интересует литература. Она пыталась убедить себя, что это ничего не значит. Но это значило, ужасно много значило.

Так, черт бы побрал и Жозефа!

Она напрасно тратила на него свои силы. «Остановись, — говорила она себе. — Ему нет места в твоей жизни, и никогда не было».

Скоро от него останутся туманные воспоминания и тоска, надежно запрятанные в самом тайном уголке ее души. Так же надежно, как она спрятала память о нем тогда, когда он впервые покинул ее.

Конечно, на этот раз этих воспоминаний будет больше. Но она справится. Мари-Лор подняла голову. Она прекрасно справится, будьте уверены. У нее есть будущее — будущее, о котором она как-то рассказала Жозефу.

Бесспорно, в декабре у нее будет больше возможностей. Потому что она получит двадцать ливров, первую половину ее жалованья за полгода. Она отложит большую часть, если сумеет. Она должна постараться как можно больше извлечь из уроков месье Коле, обращая особое внимание на то, что сможет применить в небольшом городском хозяйстве, куда ее могут нанять как кухарку. «Замок, — думала Мари-Лор, — был первым шагом из замкнутого пространства, в котором я провела свое детство. Но скоро наступит пора двигаться дальше, в город — в Ним или, возможно, Авиньон».

В город, где она сможет в свободные дни посещать книжные лавки, знакомиться с тем, что читают другие, упражнять свои знания о переплетах и шрифтах. Она поклялась, что будет откладывать каждое заработанное су. И как только поступит на новое место, будет каждый месяц извлекать дополнительные несколько су при записи домашних расходов. Этому ее тоже научил месье Коле: мелкое мошенничество, уверял он, такая же обязанность повара, как приготовление хорошего соуса бешамель. Она будет записывать цифры расходов на маленьких листочках кухонного пергамента, суммы получатся скромными, но убедительными, и через несколько лет у нее будет достаточно денег, чтобы открыть собственный книжный прилавок.

Совсем небольшой, всего несколько квадратных футов рядом с рынком. Она никогда не сможет иметь настоящую лавку. Но ее будет окружать и вдохновлять городская суета, и, самое главное, она снова станет торговать книгами и снова станет гражданкой литературной республики. И что еще более важно, Мари-Лор покинет этот угнетающий ее мир слуг с их мелкими сплетнями, этих взрослых людей, доведенных до состояния вечно ссорящихся детей, разрываемых гордостью и ненавистью, которые впитали, существуя в тени своих господ.

Услышав стук Батиста, девушка сразу же открыла дверь и, не обращая внимания на его удивление ее короткому холодному кивку, быстро пошла за слугой по ночному тихому коридору.

Глава 10

В целом Жозеф остался доволен собой. Его представление прошло вполне успешно. По крайней мере отец смотрел его с восторженным вниманием, смеялся, одобрительно вскрикивал, иногда даже повторял слова, радуясь, что после стольких лет видит постановку своей пьесы.

А разве радость отца не была самым главным?

Бесспорно.

Ведь никого больше представление не интересовало.

Было бы глупо ожидать, что Юбер или Амели поймут, сколько сил он вложил в этот маленький спектакль. Как и бессмысленно было надеяться, что его мать прервет на минуту свои молитвы, чтобы посмотреть на проявления скромных талантов младшего сына.

Но честно говоря, он все же чего-то ожидал. В глубине души он наивно желал заставить их смеяться, восхищаться и получать удовольствие. Может быть, даже оценить его доброту по отношению к старому герцогу.

Истина, как ни унизительно ему было признаться в этом, заключалась в том, что ему хотелось их внимания. Внимания или нечто большего? Понимания, поощрения.

Как сказала Мари-Лор? «Папа считал, что надо поощрять любознательность детей». Интересно, в чем это проявляется? Жозеф провел большую часть своего детства, общаясь только со слугами и очень нудным воспитателем, и теперь полагал, что уже никогда не узнает ответа на этот вопрос.

Его родители много времени проводили в Версале, Юбера отослали в школу. Время от времени мать или отец заезжали домой, и слуги без устали трудились, чистили, готовили и ругались. Наконец звали его, обычно для того, чтобы показать гостям: разумную говорящую игрушку с тщательно завитыми волосами и миниатюрной шпагой, болтавшейся на боку.