Марина Фиорато - Венецианский контракт Страница 23

– Не волнуйся, отец. Мы плывем домой. Скоро мы снова увидим Босфор и Сераль, и купол Софии – сияющий золотом в лучах солнца.

В ответ он еле заметно кивнул.

– Джудекка, – прошептал он хрипло.

Она не поняла этого слова, но знала, что чума вызывает бред. Фейра погладила его по голове. Отец схватил её руку и крепко сжал.

– Безопасное место, – продолжал он. – Султан обещал.

Она кивнула, радостно улыбаясь, хотя на самом деле не верила, что султан обеспечит их убежищем. Люди на борту “Il Cavaliere” значили для него ровно столько же, сколько и тот, кого они доставили в Венецию, поэтому каждая минута на пути домой лишь приближала опасность.

С этими тяжелыми мыслями она вернулась к иллюминатору. Она хотела увидеть, как Венеция, наконец, скроется вдали. Город не показался ей красивым: ей внушало отвращение сознание своего участия в той ужасающей судьбе, которая ожидала его. Фейра поклялась, что если ей удастся добраться до дома, она никогда больше не покинет Константинополь. Она никогда не вернется сюда, никогда. Само слово «Венеция» было ненавистно ей, с его острыми слогами, которые резали, как нож, и шипели, как змея. Ей бы никогда больше не хотелось увидеть крылатого льва. Он чудовище, и каждая морская миля, разделявшая их земли, была счастьем для неё.

Но вместо выхода в открытое море корабль огибал серую отмель к северу от города. Здесь уже было немного таких величественных зданий, как на большой площади; дома казались проще и грубее с их коричневой и крапчатой, как куриное яйцо, кладкой. Кое-где лежали руины – темные пятна на горизонте, словно выпавшие зубы. Между ними простирались поросшие травой пустоши. К одному из таких диких мест и причалил корабль.

Фейра научилась распознавать, когда бросают якорь и когда корабль кренится, прежде чем замереть на месте. Однако всё ещё не понимала, почему они остановились? Почему не торопятся домой? Что им здесь нужно?

Она снова села рядом с отцом и взяла его за руку. Дождь прекратился и стало тихо.

Слишком тихо.

Достаточно тихо, чтобы услышать, как в замке капитанской каюты повернулся маленький медный ключ. Она в страхе вскочила; дверь отворилась, впустив полдюжины янычаров в черных масках.

Никто не сказал ни слова. Один из них взял Фейру за руку и отвел в сторону. Остальные взялись за веревки, на которых висела кровать её отца, и с металлическим звоном обнажили свои кривые сабли. На мгновенье ей сделалось жутко: показалось, что отца казнят прямо на месте, но они лишь перерубили веревки и понесли кровать к двери, как паланкин.

Фейра успокаивала себя: эти люди не могли нарушить корабельный закон. Тимурхан, даже в таком немощном состоянии, всё ещё оставался капитаном корабля. Её потащили вслед за процессией. «Куда вы несете моего отца?» – спросила она. Но ответа не последовало.

Оказавшись на берегу, она увидела земляной вал, защищавший от ветра, который обрушивался на побережье, и гигантские каменные руины, укрывающие наполовину их корабль. За валом была стена с арочными окнами, пустынный двор с низкими стенами и колодцем посредине, где обитали лишь галки да коршуны, зловеще кричавшие с карнизов. Над архитравом виднелись стёршиеся буквы, некогда блестевшие позолотой. Прочитать их могла только Фейра.

Santa Croce.

Полуразвалившийся каменный крест, источенный ветром и дождем, возвышался над зубчатой стеной. Увидев его, команда заспорила.

Фейра подошла ближе к янычарам, стоявшим на пустынном деревянном пирсе.

– Здесь был дом их пророка, их Христа, – сказал один.

– Мы не можем переступить порог, здесь нечисто, – согласился другой.

– Наверное, наш султан ошибся; никакое это не убежище, – поддержал его товарищ.

– Наш султан, свет очей моих и радость сердца моего, никогда не ошибается, – прозвучал звонкий голос.

– Взгляните. Здесь обитают только птицы, которые гадят на него. Их Бог покинул это место давным-давно.

– Мы не можем здесь оставаться.

– Нет, но эти руины хотя бы укроют нас от непогоды, пока мы решим, что делать.

Янычары внесли капитана внутрь и позволили Фейре устроить его поудобнее. «Хорошо, что плотный матрас прочно держится на деревянных рамах, – подумала Фейра, – отец даже не заметил, как его двигали». Она оторвала лоскут его простыни и направилась к колодцу посреди старого двора, спотыкаясь о камни, через которые многие годы упорно пробивалась трава.

Несмотря на ливень, который только что прекратился, воды в колодце было очень мало: она едва видела серебряный диск облачного неба, отражавшегося внизу. Возле старого каменного корыта лежали ржавая цепь и колесо, но ведра нигде не было, так что Фейра оставила мысль набрать воды. Она пошла на пирс и намочила лоскут в морской воде – так она сможет, если не напоить отца, то хотя бы немного остудить его горящую лихорадкой кожу.

Возвращаясь через обрушившуюся арку, она столкнулась с янычарами, стоявшими полукругом. Вода стекала с лоскутка прямо ей на ноги; она остановилась, неожиданно испугавшись.

Она переводила взгляд с одного на другого, но никто не смотрел на неё. Наконец, один из них сказал:

– Поворачивай, мы возвращаемся на корабль.

– Но…, – показала она рукой на старую церковь, всё ещё сжимая мокрую тряпку, – мой отец…, – произнесла Фейра, будто объясняла тупым животным, которые ничего не понимали.

– Он остаётся.

Оказывается, это она ничего не понимала. Они бросят его здесь. Он заразный, и они не намерены брать его с собой на борт.

– Тогда я должна остаться с ним, – заявила Фейра.

– Нет. Ты идешь с нами, сказал один из них, жадно разглядывая её непокрытое лицо и тело, облепленное мокрой одеждой. – Если нас ждет смерть, я хочу насладиться временем, которое мне осталось.

Так значит она будет игрушкой в руках этих мужчин, пока они плывут в Константинополь. И некому защитить её честь. Отец лежал неподалеку на носилках, не чувствуя даже дождя, который капал ему на лицо. Ей безмерно хотелось вернуться домой, но не так. Вдруг один из них, стоявший в стороне, произнёс:

– Я останусь, как и планировалось.

Эти слова заставили его товарищей смолкнуть. Наконец, один из них взвизгнул от изумления:

– Зачем? Здесь нет убежища. Это же самоубийство.

– Что ж, я буду выполнять приказы султана до конца, как поклялся, – он свет очей моих и радость сердца моего. А после султана я подчиняюсь своему капитану. Здесь он наместник султана, и при Лепанто он спас меня, когда было намного тяжелее, чем сейчас, – ответил он, поднимая левую руку, на которой не хватало трех пальцев, остались только указательный и большой.

Теперь Фейра узнала в нем Таката Тюрана – того, кто уже спас её сегодня, не дав бросить в пучину. Она вспомнила историю, которую рассказывал ей отец.