Сергей Плачинда - Роксолана. Королева Османской империи (сборник) Страница 24

— Как же вас зовут? — поинтересовалась Оксана.

— Меня зовут Заира, а подругу — Мариам. Сейчас отведем вас в купели: там вас натрут благовониями, во время купания еще раз намажут розовым маслом, после дадут вкусный соус, шербет, кофе… потом поцелуют и уложат спать, — уже смеялась Заира.

— Неужели все это будут делать толстые евнухи? — ужаснулась Настенька.

— Нет, нет… их там нет, их там не должно быть, — сказала Мариам. — Правда, там есть евнух, но только один, высокий такой и старый. Он стоит на одном месте и следит, чтобы кто-то случайно не расшалился.

Через минуту обе стояли в большой зале. Она была такая высокая, как настоящая церковь. Не видно было ни дверей, ни окон, но было очень светло. Настенька подняла голову и увидела круглый потолок, который был украшен небольшими, тоже круглыми окошками. Именно через эти окошки и проникал свет. Зала была наполнена душистым ароматом, пахло розами, будто росли здесь сотни кустов и все в бутонах… С потолка от этих окон плыли седые нити, благоухающие замечательным ароматом, нити излучали золото, и это золото падало на блестящий, затейливо разрисованный пол, на бассейны, полные прозрачной воды, на большие фонтаны, на статных купальщиц неземной красоты… Купальщиц было много, но ни одна даже не взглянула на панночек… Настенька никогда не видела столько красавиц…

— Одна другой лучше… сказала она Оксане. — И где они выросли такие!

— Ну, — с безразличием ответила подруга, — для султана же заботятся.

— А там кто? — с испугом взглянула Настенька на дверь. — Неужели евнух!? Чего ему здесь надо?

— Евнух, действительно, — сказала равнодушно Оксана. — Приказ султана. Для соблюдения дисциплины… стоит и не шелохнется. Ишь, как запеленал султан, еще и обмотал голову чалмой по самые уши.

— Для чего?

— Гм… чтобы случайно он не дотронулся до кого-нибудь из нас. Такое здесь может произойти и с евнухом… и зачем ему! — смеялась Оксана.

— А почему у него за плечами какая-то сумка? — все интересовалась Настенька.

— Какая ты… все тебе надо знать. Не видишь, разве! Турецкая дудка: когда придет время на завтрак или на отдых, он и подует в эту дудку…

К ним подошли пожилые служанки. Они низко склонили головы и одновременно спросили:

— Девушки еще не натирались амброзиями?

— Нет еще… — улыбнулась Оксана.

— Тогда просим райских панночек на эту мягкую тахту.

И засучив рукава, эти труженицы стали нежно массировать. Они так искусно натирали, что Оксана, уставшая от путешествия, быстро уснула. Она так крепко спала, что не слышала, как ее мыли молочными мочалками, натирали всякими восточными благовониями и как осторожно перенесли на одеяле в большую залу. В зале той стояло много низеньких пуховых кроватей, на одну из которых положили румяную и пышную Оксану рядом с Настенькой, которую выкупали раньше. Настенька не спала: она все рассматривала и прислушивалась, даже ощупывала себя, гладила одеяло и все щурила глаза в каком-то томном безумии. Она волновалась и не знала, что будет с ней завтра, через месяц, год…

В этой большой комнате с широкими и продолговатыми окнами, украшенными золотом и серебром, спали или просто лежали не менее трехсот барышень «райской красоты», как говорила Заира. Таких комнат было во дворце минимум десять, и все полны вот такими ухоженными и разнеженными барышнями. Было тихо, практически никто не шевелился и не вставал. Настенька долго не спала и все прислушивалась. Все окна были открыты настежь, но она заметила, что в окнах, словно густое кружево, стояла тончайшая решетка.

«Значит, я оказалась в золотой клетке», — подумала она с ужасом и схватила за руку Заиру, которая собиралась идти в свои покои.

— Что тебе, степная жемчужина, красная моя вишня, золотое кольцо Пророка…

— Зачем здесь решетки? — с ужасом спрашивала Настенька, показывая на окна.

— Тебя только это и беспокоит, пугливая моя серна?

— Да, зачем они?

— Чтобы случайно не захотелось какому-нибудь молодому султанскому старшине или даже принцу заглянуть в этот рай… За такое могут жестоко наказать…

— Кого?

Накажут и принца, и девушку за то, что приваживает мужчин, — улыбнулась Заира. — Спи спокойно, моя ласточка, мне надо уходить.

— А как наказывают?

— А уж как водится здесь: зашьют живьем в кожаную сумку и бросят в Босфор… А Босфор протекает здесь, под этой славной горницей — поднимут крышку и бултых…

— В воду… в Босфор…

— Ты не бойся, лебедушка… Тебя никто не тронет, никто из принцев или старшин не знает, что здесь новая райская гурия…

И она незаметно вышла.

Настенька лежала тихо с открытыми глазами. В распахнутые окна проникали ароматы цветов, каких именно пленница не могла понять: может жасмина, а может розы, фиалки, или смесь, волшебная смесь из удивительных восточных цветов… Она прислушалась, внимательно прислушалась… нет, не слышно, чтобы кто-то ломал на окнах решетки… Слышно было только соловьев: они гремели, затихали, томно звали в таинственный сад и вновь гремели…

«Наверное, здесь большие сады», — подумала Настенька и даже встала, чтобы увидеть деревья. Она действительно увидела какие-то кусты, даже зеленые веточки, которые тянулись в залу в своем пышном убранстве. Она рассмотрела зал: в углу у двери, как идол, все стоял без движения закутанный с головы до ног высокий евнух с алебардой в руках и большой свирелью за плечами. Она глянула на соседнюю кровать, где спала ее надежда и спасительница Оксаночка. Настенька прижалась к подруге и нежно поцеловала, Потом легла на бок, прошептала на ночь молитву и тоже быстро уснула.

Так протекали день за днем…

Утром душистая купель с прохладной или теплой розовой водой. Потом… завтраки под чарующую музыку, тревожно-религиозную или тихую и тоскливую, напоминающую детский плач брошенного сироты. Мариам говорила, что это лучшие мелодии музыкального Востока, их, мол, любит сам господин султан — защитник правоверных мусульман, тень Пророка. После прогуливались по большим залам, купелям, райским садам. Красавиц было здесь так много, что новые пленницы быстро привыкли к этой роскошной красоте: им порой казалось, что на свете все так, как и в этом султанском дворце — красота, роскошь, беззаботная жизни, нега. Любая работа была запрещена, разве что разрешалось вышивать что-нибудь в подарок султану… Однако все эти красавицы больше всего любили купели или просто лежать на пышных турецких коврах, есть сладости, слушать волшебные сказки девушек, умевших приятно развлекать подруг. Или шептали на ухо друг другу всякую ерунду, разгадывали греховные сны, обсуждали дворцовые сплетни или произошедшее событие с нежностью и таинственной любовью. Но происшествия случались очень и очень редко, а если и случались, заканчивались трагически… После обеда все долго отдыхали: некоторые играли в шахматы, другие тихонько что-то напевали на никому неизвестном языке. Здесь были собраны девушки со всего света: от белокурых, как вершины Альпийских гор, до смуглых, обожженных африканским солнцем нубиек и пугливых, черных как смоль, сомалиек. Их привозили сюда пираты Средиземного моря. Брали силой или арканами, так же как и в Украине в те времена. Мусульманок было мало, так как Сулеймана-властелина всего мира они не очень привлекали: держали их здесь обычно для обслуживания пленниц. С виду все красавицы были совершенно безмятежны. Действительно, здесь запрещено было тревожиться: главный евнух, уже седой и опытный турок Мустафа, быстро отбирал таких. На следующий день расстроенной девушки уже не было, и никто не мог узнать о ее судьбе.