Барбара Картленд - Честь и бесчестье Страница 24

— Я подумал, что вас устроит, если вы получите всю сумму в банкнотах, — сказал герцог. — Они крупного достоинства, но, я полагаю, их будет нетрудно разменять.

Шимона ничего не ответила, и герцог продолжал:

— Я мог бы положить их в банк на ваше имя. Вам не стоит носить с собой такие крупные деньги — это небезопасно.

При этих словах Шимону осенило:

— Мистер Бардсли хотел через меня обратиться к вашему сиятельству с просьбой.

— С просьбой? — удивился герцог.

— Он просил, — пояснила Шимона, — чтобы деньги, которые вы обещали ему, были сразу положены в банк.

Герцог улыбнулся:

— Чрезвычайно разумное решение. Если бы я дал деньги самому Красавцу Бардсли, ручаюсь, что он раздал бы их, даже не успев выйти из театра. А вы, случайно, не знаете, в каком банке у него счет?

— Да, знаю… Это банк «Куттс».

— Я завтра же зайду туда и сделаю все необходимое, — пообещал герцог. — Как я понимаю, вы хорошо знаете Красавца Бардсли?

— Да.

— Вы советовались с ним, когда приняли решение поступить на сцену?

— Н-нет…

— Уверен, что, если бы вы обратились к нему, он наверняка отговорил бы вас. И я бы с ним согласился, — сказал герцог.

Наступило молчание, а затем герцог неожиданно спросил:

— Скажите мне правду, Шимона… Вы когда-нибудь уже играли в театре?

Она взглянула на него и почувствовала, что не в силах солгать.

— Нет… Пока нет.

— Так я и думал, — с удовлетворением заметил герцог. — А теперь послушайте меня. Как бы вас ни притягивали театральные блеск и мишура, поверьте мне — это все обман! Манящий, соблазнительный, но все-таки обман…

— Почему вы так думаете? — спросила Шимона.

— Потому что я хорошо знаком с этим особым миром, — ответил герцог. — Лишь очень немногим женщинам удается добиться на сцене успеха и славы, опираясь исключительно на собственный талант. Остальных же ждет совершенно иная судьба.

Шимона прекрасно поняла намек герцога и от смущения отвернулась к камину.

— Мне представляется крайне маловероятным, — продолжал герцог, — что вы способны, не имея влиятельного покровителя, противостоять гнусным интригам, которые порой плетут актрисы ради того, чтобы получить вожделенную роль, или просто для того, чтобы обратить на себя внимание режиссера или антрепренера. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Д-да, кажется, понимаю… — еле слышно пролепетала Шимона.

— Тогда оставьте вашу безумную затею, — настойчиво повторил герцог.

Шимона поднялась со стула.

— Мне кажется, ваше сиятельство, что нет никакого смысла обсуждать эту тему.

— Сядьте. Я еще не все сказал.

Шимона не знала, на что решиться.

Она не могла открыть герцогу правду, и поэтому ей хотелось как можно скорее покинуть гостиную.

В то же время девушка была не в силах расстаться с герцогом, тем более что это был их последний вечер вдвоем — больше она никогда его не увидит.

— Вы упорно не желаете говорить о себе, — произнес герцог, — и тем не менее у меня создалось ощущение, что единственная причина, толкающая вас на сцену, — это нужда в деньгах.

Он умолк. Шимона поняла, что он тщательно обдумывает дальнейшие слова. Наконец герцог сказал:

— Возможно, мое предложение покажется вам несколько странным, но поверьте, я искренне хочу помочь вам.

— Прошу вас, ваше сиятельство… не говорите больше ни слова…

— Нет, я скажу, — твердо произнес он. — Я хочу предложить вам, Шимона, достаточно денег для того, чтобы вы ни от кого не зависели.

У Шимоны перехватило дыхание, Она беспомощно взглянула на герцога.

— Клянусь, я не потребую у вас ничего взамен, — продолжал герцог, — помимо того, что вы сами захотите мне дать. Мое предложение не содержит в себе никаких дополнительных условий. Абсолютно никаких!

Он произнес эти слова с большим чувством. Слова отказа, уже готовые было слететь с губ Шимоны, остались невысказанными, а герцог между тем продолжал:

— Вы, вероятно, догадываетесь, что я мог бы — и хотел бы — еще многое сказать. Но я обещал Красавцу Бардсли, когда обращался к нему со своей просьбой, что вы покинете мой дом такой же невинной и чистой, какой вошли в него.

Глаза Шимоны сверкнули. Краска залила ее лицо.

— И я сдержу свое слово, — твердо сказал герцог. — Но вы даже представить себе не можете, насколько трудно это сделать! О, как бы я хотел сжать вас в своих объятиях и сказать, что вы — самая прекрасная женщина, которая когда-либо встречалась мне в жизни!..

— О, прошу вас… Это н-неправда… — запинаясь, пробормотала Шимона.

— Нет, это истинная правда, клянусь вам! — страстно возразил герцог. — Но я связан словом и ни за что на свете его не нарушу. И последнее, о чем я хочу спросить у вас: когда мы снова увидимся?

Шимона глубоко вздохнула.

— Никогда! Мы больше никогда не увидим друг друга…

— Вы говорите это серьезно?

— Это… это невозможно!.. Я не могу вам всего объяснить, но повторяю — это невозможно…

— И вы не примете моего предложения?

Шимона отрицательно покачала головой:

— Нет, ваше сиятельство. Я знаю, что вы предложили это от души, но мне больше ничего не нужно. Вы и так были очень щедры.

— Вы имеете в виду эти несчастные пятьсот гиней? — спросил герцог. — Мое дорогое дитя, неужели вы считаете, что такой ничтожной суммы хватит надолго?

— Мне этого достаточно, — снова твердо повторила Шимона.

В этот момент она вспомнила, что ведь ее отец тоже получит причитающиеся ему пятьсот гиней, и все эти деньги вместе дадут ему возможность пробыть за границей по крайней мере полгода.

— Достаточно для чего? — спросил герцог.

Шимона промолчала, и герцог воскликнул почти гневно:

— Ну почему вы ведете себя так загадочно? Почему смущаете мой покой, не давая никаких объяснений? Вы собираетесь уйти отсюда, оставив меня в полнейшем неведении относительно вас. Я по-прежнему знаю о вас не больше, чем в ту минуту, когда вы впервые переступили мой порог!

Шимона снова ничего не ответила, а герцог, немного подумав, сказал:

— Впрочем, это не совсем так. За эти дни я узнал о вас очень много. О вашем характере, вашей натуре, вашем очаровании и… чистоте.

Он сжал руку в кулак и с силой ударил по каминной полке.

— Зная о моих чувствах к вам, неужели вы в самом деле полагаете, что можете завтра просто исчезнуть из моей жизни и я больше никогда вас не увижу? Это невозможно! Совершенно невозможно!

— И все же… вам придется… с этим смириться…

Помолчав немного, Шимона добавила:

— Впрочем, если для вас это важно… я могу обещать… не поступать на сцену.