Кристина Додд - Роковой бал Страница 24

Он вздрогнул, как от боли, и Джейн в волнении шагнула к нему. Но тут же заметила, что его губы скривились в улыбке, с которой коты наблюдают за прыгающей поблизости дичью, и поспешно отступила.

– Совершенно ясно, ПОЧЕМУ вы осмелились, – обойдя стул, он направился к ней. – Но то, КАК вы это сделали – непростительно.

Джейн настороженно взглянула на него и признала:

– Это плохая работа. – Как горько было это сознавать! – Теперь я это понимаю.

– Если бы это была плохая работа, никто бы не узнал в статуе меня. – Видя, что она все еще не понимает, Блэкберн пояснил: – Дело в... недостатке одежды. Это было причиной бурной реакции.

У Джейн упало сердце. Она догадывалась об этом, но Блэкберн был таким величественным и внушительным, что иначе изобразить его было невозможно.

– Это классический стиль, как у древних греков и римлян. Замечу в свое оправдание, я была уверена, что кроме меня статую никто не увидит.

– Вы ошиблись!

Джейн не могла удержаться. Ее взгляд скользил по нему в поисках неточности, которая привела его в такую ярость. Пропорции были правильные. Однако он подошел еще ближе.

– Я изучала человеческое тело, насколько это было возможно при моем материальном положении, но меня затрудняло отсутствие модели.

Став так близко от нее, что носки их туфель соприкасались, Блэкберн огрызнулся:

–Вы пришли просить, чтобы я вам позировал?

Джейн попыталась сделать шаг назад, подальше от его враждебной близости.

– Нет! Я бы никогда не позволила себе такую дерзость. Я лишь пытаюсь оправдать некоторую... неточность расчетов, которая обидела вас.

– Неточность расчетов, – произнес Блэкберн по слогам, – неточность расчетов. – Он резко схватил Джейн за плечи и притянул к себе. – Вы допустили уже много неточностей, мисс Хиггенботем, и самая страшная из них – ваш сегодняшний визит.

Они уже дотрагивались друг до друга – в танце и сегодня, когда она схватила его за руку, а он сжал ее подбородок. Джейн бережно хранила в памяти каждое прикосновение, каждый момент.

Но это... Это было чем-то другим. Блэкберн не собирался убивать ее. Он мог сейчас сделать это, потом приказать слугам избавиться от тела и вернуться к чтению. Вместо этого его пальцы почти до боли сжимали ключицы Джейн. Он тяжело дышал, и девушка ясно ощущала вблизи его запах – вчерашнее бренди, сегодняшнее лимонное мыло и запах мужского тела – теплый и жаждущий.

Но жаждущий – чего? Джейн хотела посмотреть на него, спросить, что он собирается делать, но вместо этого уставилась на то место, где рубашка была расстегнута. Сначала она разглядывала белоснежный хлопчатобумажный воротник, затем перевела взгляд на янтарную сияющую кожу и удовлетворенно вздохнула.

Она никогда прежде не видела то место, где его ключицы, смыкаясь, образуют ямку, но знала его. Она никогда не видела легкие завитки светлых волос на его груди или движение его кадыка, когда он глотал, ни его крепкой шеи. Но она угадала очертания, цвет кожи и все остальное с поразительной точностью. Сначала Джейн нарисовала Блэкберна, потом слепила его из глины с такой же любовью, с какой его задумывал сам Создатель.

Однако сейчас она опасалась. Опасалась Блэкберна. Но почему? Джейн никогда особо не осторожничала. Мелба всегда сердито говорила, что в этом ее проблема. Джейн смотрела мужчинам прямо в глаза как равная, и те отступали перед таким непривычным поведением.

Однако раньше между ней и Блэкберном стояла стена полного равнодушия с его стороны. Теперь стена исчезла, и Джейн ощущала на себе его взгляд с такой же остротой, словно это было дуновение холодного ветра на голой коже.

Что ей делать со своими руками? Они все еще прижимали платок к поясу и казались совсем чужими.

Она была в объятьях Блэкберна – Джейн не могла даже мечтать об этом – и думала о каких-то руках! Но пока оставалось неясным, как именно он собирается ей отомстить.

– Милорд, почему вы держите меня? – она не могла оторвать глаз от распахнутой рубашки, но наконец заставила себя посмотреть Блэкберну в лицо.

Его глаза были такими темными, точно впитали в себя всю синеву ночного неба. В этих глазах Джейн увидела какую-то внутреннюю борьбу, причины которой были ей непонятны.

– Милорд?

– Будь ты проклята, что пришла. Будь проклята, что появилась в моем доме.

Он сильно сжал ее. Джейн даже показалось, что будет синяк. Она вскрикнула, резко высвобождая руки. Ее кулаки уперлись ему в грудь, она пыталась вырваться. Блэкберн ошеломленно перевел дух и рассмеялся:

– А ты сильная. – Он схватил ее руки, повернул их к себе, взялся за кончик каждой перчатки и дернул, освобождая ее ладони из привычного укрытия. Затем уронил перчатки на пол, и Джейн увидела, как ее пальцы разжимаются.

Она почувствовала свою беззащитность.

Она сильная. Она таскает тяжелую глину, месит ее, наслаждаясь способностью своих рук создавать. Но Джейн хотелось, чтобы Блэкберн увидел и другую сторону ее натуры, узнал, что сила оставила ее сердце.

И он увидел это. Ее бог был таким чувствительным, что видел ее насквозь.

– Ты ведь любишь меня, да? – его голос дрожал.

Джейн с благоговением смотрела на его трепетавшие ноздри, на радостный свет из-под его тяжелых век.

– – Отлично. Так будет гораздо лучше.

Сжимая ее запястья, Блэкберн наклонился.

И поцеловал.

Поцелуй. Грубый, неистовый, яростный. Джейн трепетала от сознания оказываемой ей чести.

Их тела почти полностью соприкасались, и она покорно прижалась к Блэкберну, стараясь показать каждым жестом, что принадлежит ему. Он может делать с ней все, что захочет.

Подняв голову, Блэкберн пристально посмотрел ей в глаза, и его брови удивленно приподнялись:

– Дурочка. – Он менее походил сейчас на Аполлона, скорее на Аида. – Глупая маленькая девственница. Ты сама не знаешь, чего просишь.

Как бы там ни было, он дал ей это. Следующий поцелуй был уже настойчивей. Джейн запрокинула голову. Ее чепец съехал набок, и эта неожиданная помеха разозлила Блэкберна.

– Сними его.

Он высвободил одну ее руку, чтобы она могла выполнить его приказание, и Джейн сняла чепец. Пока она развязывала ленты, ее пальцы дрожали, но когда она хотела положить головной убор на полку, Блэкберн потерял терпение. Он небрежно бросил ее лучший чепец на пол.

– И не думай сопротивляться, – сказал он.

Джейн хотела ответить, но губы не слушались ее, мягкие, припухшие – они ждали. Казалось невозможным добиться от них выполнения такой скучной работы, как речь. Не тогда, когда ее только что целовали.

Медленно, очень осторожно Джейн произнесла:

– Я не сопротивляюсь.

На лице Блэкберна заиграли полуулыбка. Он нежно провел большим пальцем по ее губам: