Барбара Картленд - Как вольный ветер Страница 24

— А они бывают опасны?

— Еще как! Не меньше диких быков!

— Я непременно должна их заснять!

— Обязательно, — пообещал молодой человек, которого заметно забавляла эта фотолихорадка.

Вальда оставила свое занятие только вечером, когда солнечный свет померк и деревья начали отбрасывать такие длинные тени, что фотографировать стало бессмысленно.

По пути на ферму молодой человек сказал:

— На мызе ужинают рано — с заходом солнца, когда возвращаются пастухи. Так что нам тоже придется садиться за стол на закате.

— О, разумеется! Мне вовсе не хочется огорчать любезную госпожу хозяйку. Она была ко мне так предупредительна!

Когда молодые люди вошли на кухню, в ноздри им бросился аппетитный запах готовящихся кушаний. На обеденном столе Валь да заметила обилие овощей, а также трюфели, грибы нескольких видов, спаржу и провансальские оливки — лучшие в мире.

— Несмотря на ваши потрясающие пирожки, мадам, я чувствую зверский голод, — объявил Сэнфорд.

— Ну, сегодня-то вы не перетрудились, месье! — шутливо отозвалась хозяйка. — Так что едва ли заслужили сытный ужин.

— Во всем повинна мадемуазель, — в тон ей оправдывался англичанин. — Я ведь как раз ехал, чтобы присоединиться к добрейшему господину Поркье, когда эта молодая леди воспрепятствовала моему намерению.

— Что за беспочвенное обвинение! — возмутилась Вальда. — Мадам права: вас и впрямь следует наказать! — Однако лицо ее сияло улыбкой, а на щеках девушки Сэнфорд, к своему удовольствию, заметил нежные ямочки.

Вальда побежала к себе убрать фотокамеру, чтобы никто не повредил ее ненароком. По ее расчетам, сегодня было отснято кадров двадцать пять, а то и больше. «Следует поберечь пленку для фламинго и диких лошадей, — думала она, — да еще оставить кадры для цыган в Сент-Мари».

У нее оставались еще две чистые пленки, и девушка надеялась, что в итоге наберется снимков сорок-пятьдесят, пригодных для представления на выставку.

Теперь она была абсолютно уверена, что выставка фотографий в Париже непременно состоится и что отчим и все его знакомые будут по-настоящему поражены ее, Вальды, достижениями.

Переодеваясь к ужину, девушка думала, как же ей повезло, что она попала на эту чудесную мызу, где ей предоставлены и ночлег, и столько изумительных возможностей!

Не так уж она была наивна, чтобы не понимать, что в деревенской гостинице о подобном не могло бы идти и речи. Кроме того, девушка смутно чувствовала, что там она могла бы столкнуться с непредвиденными неприятностями и посягательствами со стороны грубых постояльцев.

Впрочем, во всем, что касалось реальности, за пределами своего наполненного роскошью, тщательно оберегаемого от грубой прозы жизни мирка, Вальда была крайне неопытна и отличалась порой младенческой невинностью. Для нее совершенно новым жизненным опытом явилось даже самостоятельное, без помощи горничной, переодевание. К ужину Вальда облачилась в вечернее платье, которое предусмотрительно захватила с собой, и весьма гордилась своим выбором.

Сшитое из превосходного муслина и отделанное рядами валансьенских кружев, оно было легче пуха и совершенно не мялось. Изысканный крой лифа подчеркивал хрупкость и тонкость ее талии, а узкие, длинные кружевные рукава изящно застегивались у запястий. Верхняя юбка пышно взметалась над шелковой нижней, которая, будучи туго свернута, занимала в вещевом мешке очень мало места, что являлось ее несомненным достоинством.

В то же время девушке не хотелось выглядеть, что называется, «разряженной в пух и прах», и этому желанию как нельзя лучше соответствовала верхняя часть платья. Вырез, изысканно обнажая плечи и грудь, не имел в то же время никакой дополнительной отделки. Весь наряд в целом производил впечатление благородной простоты.

Не желая излишне отягощать свой багаж, Вальда дополнила этот туалет парой атласных туфелек без каблуков, которые, хотя зрительно и уменьшали ее рост, весили зато не более одной-двух унций.

Ей, конечно, и в голову не приходило, что этот «скромный» наряд произвел бы настоящую сенсацию на любом постоялом дворе. Крестьяне, отродясь не видавшие даму в вечернем платье, пялились бы на нее, как на диковинное животное.

Даже Ройдон Сэнфорд был изрядно изумлен, когда она, точно легкая фея, впорхнула в салон ему навстречу.

— Вы потрясающе выглядите! — восхищенным поклоном приветствовал он ее. — И, осмелюсь добавить: потрясающе красивы!

Сам он, правда, тоже переоделся, хотя и не в вечерний костюм. На нем были бархатная куртка, покрой которой, в представлении Вальды, ассоциировался с художниками, и белая рубашка — не накрахмаленная, но с жестким воротничком.

Глаза Вальды невольно расширились — она не ожидала от него комплиментов. На ее вкус, эти слова прозвучали несколько фамильярно. И все же его откровенное восхищение против воли вызвало в ней теплый прилив радости. Приглядевшись к молодому человеку, словно впервые, девушка с некоторым удивлением отметила, что сейчас он выглядит гораздо привлекательнее, чем в грубой одежде и старой широкополой пастушеской шляпе.

Густые, зачесанные назад волосы открывали высокий, квадратный лоб. Черты лица, не отличаясь особой красотой, были, однако, правильными и хорошо вылепленными. Но самым примечательным в его облике были глаза. Серые, будто таящие в своей глубине некий вызов, сверхъестественно чуткие и проницательные, видящие все насквозь. Этим он напомнил Вальде ее отца, который тоже, казалось, постоянно старался увидеть, уловить что-то недосягаемое. Но если в отцовских глазах присутствовала жесткость, проистекавшая из его железной воли и непреклонной решимости, то глаза Ройдона Сэнфорда поблескивали полускрытой иронической насмешкой. Они словно свидетельствовали, что он не питает иллюзий в отношении этой жизни, но относится к ней как к занимательному приключению.

То же самое можно было сказать и о выражении его губ. Когда он улыбался, твердо очерченный рот приобретал неуловимый изгиб, смущавший и приводивший собеседника в замешательство. Девушка не могла бы внятно объяснить свое впечатление — просто возникало чувство какой-то странной неопределенности, повергавшей в смущение.

Она не стала отвечать на его замечание и, опустившись на массивный резной стул красного дерева, лишь посмотрела на собеседника с вежливым вниманием.

— Мог ли я еще нынешним утром, — продолжал он, — завтракая, как всегда, вместе с хозяевами, предполагать, что вечером мне доведется ужинать в обществе такой очаровательной девушки?

— А я, переодеваясь к ужину, тоже как раз подумала, — не осталась в долгу Вальда, — что встретить вас было для меня большой удачей. Наверняка вы сможете показать такие уголки Камарга, в которые мне самой ни за что не добраться.