Джин Юинг - Цветы подо льдом Страница 25

С опушки леса открывался вид на холмистые поля, которые прерывались темными подлесками и песчаными намывами, казавшимися под луной то светлыми, как слоновая кость, то почти черными. Дорога разветвлялась на несколько троп, сбегавших по краю одной из рощиц; за ней был виден волнистый луг, а еще дальше – берег небольшого озера. По правую руку расположились разросшиеся сады, за которыми находилось нечто, выступавшее над горизонтом.

Тропинка повернула к накатанной дороге. По ней они подошли совсем близко к сонной громаде из камня и двинулись вдоль высокой стены, накрывшей их своей тенью. Они обогнули большой блок надворных построек, и неожиданно перед ними возник фасад здания, испещренный причудливыми тенями.

Кэтриона остановилась как вкопанная, и Доминику тоже пришлось задержаться.

Это был старинный скандинавский замок. Готические башни с белыми шпилями, казалось, доставали до звездной россыпи Млечного Пути; ниже зияли чернотой три огромных церковных окна, а гигантскую центральную арку украшала ажурная кайма из камня с торчащими краями. Правее, отступя от церковного здания, вдоль всей остальной части фасада шли эркеры с причудливыми аркадами и мелкими архитектурными украшениями; на стыке с небом вырисовывался фестончатый узор стены. Позади скрывалось еще множество строений, крыш и дымовых труб.

– Средневековые руины, – проговорила наконец Кэтриона. – Разрушенное аббатство.

– Ньюстедское аббатство, прибежище грешных лордов, – подтвердил Доминик. – Пойдемте.

Они проследовали наверх, и Доминик постучал в дверь. Ожидание длилось долго, но наконец послышался чей-то недовольный, голос:

– Кто там?

– Доминик Уиндхэм, мистер Мюррей. Со мной леди, и у нас несчастье.

– О Господи!

Звякнул засов, дверь отворилась. Из прихожей вырвался поток света. Затем показался дородный, благообразный человек с седеющими волосами, в высоко поднятой руке он держал лампу. На нем был темный сюртук и бледно-желтый жилет – костюм дворецкого, надетый, несомненно, в спешке.

– Боже милостивый! Майор Уиндхэм! Но его светлости нет дома, сэр. – Мужчина деликатно оставил без комментариев их плачевный вид.

– Да, Мюррей, я знаю. Мы можем войти?

Дворецкий пропустил их в дверь и провел в огромный средневековый холл с высокими сводчатыми потолками. Мерцающий свет лампы высветил облупившуюся штукатурку и голые стены. Мебель здесь вообще отсутствовала.

– У меня нет приготовленных помещений, сэр, – несколько смущенно сказал Мюррей.

– Тогда, может, мы воспользуемся личными апартаментами его светлости? – спросил Доминик. – Нам хватит одной комнаты.

Мюррей открыл дверь в дальнем конце холла.

– Сейчас я растоплю для вас камин и принесу что-нибудь перекусить.

Доминик жестом остановил его.

– Мы не хотим ни пить, ни есть. Сон – наша единственная потребность. Показывайте скорее, где тут у вас кровать.

Кэтриона вошла в комнату. Контраст с полуразрушенным холлом, через который они только что прошли, был разительный. Пока она, остановившись, оглядывала небольшую столовую, мистер Мюррей исчез через другой выход.

– Ничего не понимаю, – сказала она. – Чье это жилище?

Доминик сел в кресло. Брюки, высохшие на нем во время ходьбы, натянулись на бедрах и собрались в складки на сгибах.

– Так уж случилось, что мы попали к шотландцу. Это убежище Джорджа Гордона, лорда Байрона. Еще один мужчина, чья жена не сумела сохранить верность своему мужу.

Кэтриона с любопытством рассматривала причудливую резьбу каминной полки, выпуклый герб и картины вокруг него – с них смотрели вниз, на камин, три головы в шляпах шестнадцатого века. Она невольно отметила, что краска на портретах давно полопалась.

– Дом лорда Байрона, поэта?

– Да. Сейчас лорд в Европе, но я уверен, он будет счастлив предоставить нам свое убежище. Очень великодушный человек.

Кэтриона чувствовала себя неловко и слегка растерянно. Слухи о недостойном обращении Байрона с женой, равно как и развязка скандальной истории, дошли даже до северных краев.

– Мы отправимся в его спальню на голодный желудок?

Доминик лениво разглядывал свои ботинки.

– Мы и без того создали достаточно неудобств Джо Мюррею. Он, вероятно, сладко спал, а мы вытащили его из постели. Ну где он сейчас будет добывать нам еду – вы же видите, большая часть этого замка необитаема.

На это Кэтриона ничего не сказала, хотя очень стосковалась по горячей пище.

В дверь тихонько постучали, и Джо Мюррей, заглянув в комнату, сказал:

– В спальне все готово, сэр.

Кэтриона и Доминик молча последовали за дворецким, который повел их по галереям и коридорам к винтовой лестнице, спрятанной в древних стенах.

Спальня оказалась небольшой, но уютной; самым выдающимся предметом в ней была кровать с пологом в форме домика и со столбиками, увенчанными баронскими коронами. Расстояние от нижнего края кровати до пола составляло несколько футов, поэтому рядом на коврике стояла лесенка. Цвет и узоры на коврике были подобраны в соответствии со стилем и тоном общего убранства; в сравнении с нижним этажом, где помещения хранили печать средневековья, спальня выглядела на редкость современно, а у кровати висели дорогие гардины из вощеного ситца с изображением золотисто-зеленых китайских пагод.

– Слава Богу, кровать. – Доминик закрыл за собой дверь. – Сейчас мы будем спать как младенцы. Я даже не стану вас трогать.

– Вы даже не спрашиваете, как я... Вы сердитесь? – Кэтриона замолчала и опустила глаза.

Доминик усмехнулся:

– Гнев – завтрашний грех, а сегодняшний уже прощен. Поэтому давайте используем остаток ночи для сна.

– Значит, вы сердитесь, – сказала она. Доминик покачал головой:

– Нападение, убийство, опрокинувшаяся карета – не слишком ли много для одного дня? Все последствия мы обсудим завтра, а пока снимите, ради Бога, этот несчастный пиджак и отправляйтесь в постель. Здесь вам ничто не угрожает. Сейчас мы согреемся и уснем; все остальное не имеет значения, по крайней мере до утра.

Кэтриона посмотрела в окно: где-то в лесу, вероятно, за ними по-прежнему охотятся. Ее бросило в дрожь.

– Успокойтесь, все будет хорошо.

Доминик подошел к ней, посадил на кровать и снял с ее ног туфли, потом осторожно стащил с нее нижние юбки, отвернул покрывала и, уложив Кэтриону в постель, молча задул свечи, а затем разделся сам, скользнул между простынями и лег рядом.

Так же молча он притянул ее к себе и держал в объятиях, пока она не уснула.

Ее дыхание мягко касалось его плеча. Она была голая, теплая, бесконечно желанная, и плоть его достигла крайнего возбуждения. Жгучие ощущения не давали ему заснуть.