Мэдлин Хантер - Украшение и наслаждение Страница 25

Тут Дариус наконец вмешался в разговор, так как опасался, что между двумя его старейшими друзьями начнется перепалка прямо здесь, в «Бруксе».

— Кендейл, мы сделали то, что сочли необходимым, и тебе следует это понять, — заявил граф.

— Да, конечно. Мы создали цепь, в которой полно слабых звеньев, — с усмешкой отозвался Кендейл. Потом вдруг добавил: — Но я по крайней мере не ложился в постель с преступницами. В отличие от некоторых других.

Он старался не смотреть на этих «некоторых других», о которых только что упомянул.

— Если я ложусь в постель с преступницами, то лишь из наилучших побуждений, — ответил Эмбери. — И я думаю, Кендейл, что твое чувство юмора улучшилось бы, если бы ты оказался в постели хоть с кем-нибудь. Наверное, надо поработать над твоими манерами.

Кендейл пробурчал грубое ругательство и демонстративно отвернулся. Эмбери же с невозмутимым видом продолжал:

— Так вот, как я уже говорил, мое небольшое исследование, проведенное для одной леди, завершилось успешно. И теперь у нее есть доказательства того, что ее муж вступил в сговор с ее доверенным лицом с намерением продать унаследованную ею землю.

— А она знает надежного поверенного, имеющего друзей в Чансери, в Канцлерском суде? — спросил Дариус.

— Я кое-кого порекомендовал ей.

— Не сомневаюсь, что она хорошо тебя отблагодарила с соблюдением всей возможной скромности, — с улыбкой заметил граф.

— Очень хорошо отблагодарила. И скромность соблюдена, так что не беспокойся. Граф не сумел бы устроить все лучше и разумнее, чем я.

— И как же она отблагодарила тебя? — осведомился Кендейл.

Эмбери с усмешкой ответил:

— Могу сказать только одно: в тот момент сделка показалась мне очень успешной.

Дариус предоставил Эмбери предаваться приятным воспоминаниям о «сделке», а Кендейлу — его вечным мрачным раздумьям. Сам же он мысленно вернулся к «Дому Фэрборна», вернее к женщине в розовом платье, сидящей в снопах света и окруженной поблескивающими в этом свете изделиями из серебра.

— Ты отвлекся, — сказал ему Эмбери, заказав новую порцию бренди.

— Кажется, ты прав. — Дариус улыбнулся. — Но тебе следует знать, что я задумался о вопросах этикета. Впрочем, мои раздумья касались только обращения с женщинами.

— Что ж, в таком вопросе наш друг Кендейл тебе не советчик. Можешь надеяться лишь на мои советы.

Кендейл не стал возражать. Устроившись на стуле поудобнее, он снова закурил, не вступая в разговор с приятелями. Граф же немного помолчал, потом, взглянув на Эмбери, вдруг спросил:

— Допустимо ли ухаживать за женщиной в трауре? Недавно я чуть было не поцеловал одну.

— А она в глубоком трауре?

— Ну, видишь ли… — Дариус уже жалел, что задал такой вопрос. — Во всяком случае, у меня были все основания считать, что она не убита горем. Осмелюсь даже добавить, что она не из тех женщин, которые способны потерять самообладание.

— Думаю, в этом случае надо бы проявлять осмотрительность, — заметил Эмбери. — И следовало бы узнать мнение самой леди. Возможно, она сочла бы поцелуй изъявлением сочувствия.

Тут Кендейл все-таки решил, что его совет может оказаться полезным.

— Если ты, Саутуэйт, отступил, то сделал это потому, что понял: ты должен отступить, — заявил виконт. — А если бы ты овладел ею, то твой поступок можно было бы назвать бесчестным.

Эмбери тяжело вздохнул, сожалея о бестактности друга.

— Он ведь говорил только о поцелуе, Кендейл. Я знаю, что армия сделала тебя грубым, но все же…

Эмбери снова вздохнул.

— Если уж говорить о том, что есть и что должно быть, то вместо бессмысленной чепухи и острословия, которое вы так любите, я предпочитаю солдатскую грубость, — заявил виконт. — Что же касается «только поцелуя», то кто из нас, целуя женщину, не думал об окончательной победе? Черт возьми, мы же не школьники!

Дариус мог бы возразить, обратившись к той самой спасительной чепухе и привычному острословию, если бы не чувствовал правоты Кендейла. Прямота же друга объяснялась тем, что он, судя по всему, обладал более ясным видением вещей.

— Черт возьми! — снова пробормотал Кендейл, глядя куда-то в сторону. — А я-то думал, что этот мерзавец уехал на север.

Дариус повернул голову и тотчас же понял, что так разозлило Кендейла. В комнату вошел высокий элегантный мужчина, намеренно старавшийся выглядеть старомодным, — он был в жилете из шелковой парчи и с темной косичкой на затылке. Бросив взгляд на Дариуса и его друзей, он едва заметно поклонился, а затем занял место за столиком неподалеку от двери.

— Пентхерст и впрямь редкостный мерзавец, — проворчал Эмбери.

Кендейл кивнул, глаза его вспыхнули гневом.

— Что ж, я почти готов…

— Не стоит поддаваться эмоциям, — одернул приятеля Эмбери. — Возьми себя в руки — как мы с Саутуэйтом.

— Это была дуэль, Кендейл, — вставил Дариус. — Уж поверь мне. Я был его секундантом, поэтому знаю, что все происходило по правилам.

— Нет, это было убийство! — возразил Эмбери. — И я уверен…

— Ошибаешься. Лейквуд его вызвал, и он обязан был принять этот вызов. Хотя, конечно, ужасно глупо все вышло… Кто бы мог подумать, что барон Лейквуд погибнет на дуэли из-за женщины?

А ведь барон Лейквуд был не из тех, кто теряет голову или сердце из-за женщины — не говоря уже о том, чтобы потерять жизнь. И все же случилось именно это. В результате все они потеряли прекрасного друга, и с тех пор их кружок уже никогда не был таким, как прежде.

«Но на самом деле мы потеряли двух друзей», — подумал Дариус. И ему тут же вспомнились слова, сказанные в то трагическое утро. «Вы должны были его остановить», — сказал он, когда все было уже кончено. Да, должны были! Но не остановили…

— Проклятие, — пробурчал Эмбери. — И все-таки мне его недостает.

Однако было не вполне понятно, которого из утраченных друзей он имел в виду.

Кучер Эммы всем своим видом показывал, что считает подобный визит неуместным. Помогая хозяйке выйти из экипажа, он все время хмурился и бросал косые взгляды на людей, толпившихся на этой узкой улочке и одетых чрезвычайно бедно и неопрятно.

— Лучше мне пойти с вами, мисс Фэрборн, — пробурчал кучер и, с сожалением посмотрев на лошадь, похлопал ее по крупу, будто прощаясь.

— Я войду в дом вот здесь, мистер Диллон, — сказала Эмма. — Вот в эту темно-синюю дверь. А вам, наверное, лучше остаться возле экипажа. И если возникнет необходимость и я буду нуждаться в вашей защите, то я позову вас.

Мистер Диллон по-прежнему хмурился, но все же согласился с хозяйкой; она убедила его в том, что опасается потерять лошадь не меньше, чем он — работодательницу.