Карин Монк - Сердце воина Страница 25

Потом вернулся Роб.

– Чего ты медлишь? Нельзя ждать, пока вода остынет! – возмутился он упрямству пациента. Подойдя к лохани, мальчишки вылил в нее содержимое какой-то коричневой бутыли. В комнате запахло чем-то сладким и едким. – Этот настой из целебных трав облегчит тебе боль, – объяснил Роб, помешивая рукой воду в лохани. – Лежи в воде, пока она не остынет. Когда вылезешь и вытрешься, я вернусь и…

Его серые глаза чуть не вылезли из орбит. Голый Малькольм проковылял мимо него, не понимая, почему парня так смущает вид его израненного нагого тела. Должно быть, мальчишка никогда еще не видел столь уродливых шрамов, да еще так много.

Отвернувшись, Роб стал подбирать одежду, брошенную Малькольмом на пол. Воин зажмурился и погрузился в воду с головой. К своему удивлению, он ощутил наслаждение от влаги и тепла. Высунув голову из воды, Малькольм увидел, что Роб аккуратно складывает его клетчатую юбку. В маленьких ловких руках мальчишки шотландская юбка мгновенно превратилась в аккуратный четырехугольник. Малькольм подумал, что парню не подобает проявлять такое внимание к одежде, особенно если сам он равнодушен к своему внешнему виду.

– Я пока пойду. Лежи.

Теперь, когда огромное тело Макфейна полностью погрузилось в воду, Ариэлла позволила себе взглянуть на него. Она собиралась растереть ему ногу и спину утоляющей боль мазью, но, увидев его нагим несколькими минутами раньше, испытала неведомый ей прежде трепет. Сейчас девушке хотелось одного – удрать от Макфейна как можно дальше.

– Прежде чем уйти, потри мне спину.

– Я… я пришлю сюда Агнес, – пролепетала она.

– Приближаясь ко мне, она превращается в перепуганного кролика, – сказал Малькольм. – Она мне не нужна. Держи!

Он протянул ей мокрую мочалку, но Ариэлла не шелохнулась.

– Боишься, что на тебя попадет капля воды? – съязвил Малькольм.

Она в смятении шагнула к нему и взяла мочалку.

– Какой ужас! Неужели я сейчас увижу твои руки чистыми?

Услышав эти слова, девушка уронила мочалку в воду.

– При нашей первой встрече ты выглядел не лучше меня, Макфейн, – напомнила ему Ариэлла. – Тебе ли укорять меня в нечистоплотности?

– С тех пор я изменил свои взгляды. Здесь, у вас, я не видел ни взрослого, ни ребенка более чумазого и растрепанного, чем ты.

– Это касается только меня, – Она шлепнула Малькольма горячей мочалкой и начала изо всех сил тереть его спину.

– Господи! – простонал он.

Ариэлла почувствовала, как напрягся Малькольм.

– Извини, – пробормотала она и стала водить мочалкой мягче.

Окунув мочалку в воду, девушка легко провела ею по загорелой спине Малькольма, выжимая на нее горячую воду. Потом снова окунула мочалку и начала делать ею круговые движения. Вода, сильно пахнущая снадобьями, стекала по его шее и плечам в лохань, в которую Малькольм погрузился до пояса. Он подался вперед и с облегчением вздохнул. Движения Ариэллы избавляли его от напряжения.

Теплая вода сделала свое дело: девушка заметила, что боль потихоньку отпускает Макфейна. Она провела ладонью по ребрам, позвоночнику, могучим мускулам. Мышцы на спине были так сведены судорогой, что ей казалось, будто она прикасается к камню, а не к человеческому телу. Зная, что источник боли здесь, Ариэлла бросила мочалку и начала разминать онемевшее тело.

Уроки матери не прошли зря: девушка умела надавливать, не причиняя боли, снимать пальцами мышечное напряжение, добиваться прилива крови к онемевшему телу и приносить долгожданное облегчение. Склонившись над ним и закрыв глаза, она, доверившись осязанию, разминала напряженные мышцы. Стоны Макфейна свидетельствовали о том, что ее усилия хоть и причиняют порой боль, но не напрасны.

Мало-помалу судороги отпустили его. Сначала это было незаметно для обоих: казалось, из непроницаемой каменной стены потянуло сквозняком. Ее нажатие стало сильнее, упорнее. Мышцы должны расслабиться, вернуться к нормальному состоянию после долгого сжатия. Чуть погодя, зная, что за одну ночь не добиться сразу всего, Ариэлла начала массировать испещренную шрамами спину. Мышцы вздувались под ее руками, словно в благодарность за облегчение, которое она им доставляла. Девушка взялась за его плечи и бока, Макфейн по-прежнему тихо стонал, корчась и вместе с тем наслаждаясь теплом ее ладоней.

Малькольм испытывал блаженство, когда Роб массировал его истерзанное тело. Никогда еще он не ощущал таких легких и умелых прикосновений. Ни лекарям, ни женщинам было недоступно искусство этого чумазого сопляка. Казалось, Роб знает все точки, где гнездится самая острая боль, и умело изгоняет ее. Его нажатия давали прекрасный результат и длились столько времени, сколько было необходимо, чтобы мышцы испытали облегчение. Они словно дожидались, чтобы за них взялись именно так.

Малькольм не решался открыть глаза, а лишь вдыхал аромат снадобий и впитывал всем своим существом целебное тепло. Его тело постепенно оттаивало, и не только благодаря осторожным прикосновениям ладоней к больной спине, но и от какого-то нового ощущения. Массаж все больше походил на дразнящее поглаживание, напоминающее ласку.

Он пошевелился, убеждая себя, что все это лишь игра воображения, и попытался вновь обрести спокойствие, которым наслаждался несколькими минутами раньше. Однако перемена была слишком разительной. Поглаживание спины превратилось из целебного в чувственное, будто все это делал не парнишка, а опытная женщина. Роб между тем наклонился так близко, что Малькольм уже ощущал на своей влажной коже его дыхание. Прикосновение маленьких ладоней стало нестерпимо искушающим.

Испугавшись этого пронзительного ощущения, Малькольм дернулся и расплескал воду.

– Довольно! – резко бросил он. – Теперь оставь меня.

Мальчишка смутился:

– Но я еще не закончил. Вот здесь мазь.

– Не нужна мне твоя мазь! – рявкнул Малькольм. – Говорю тебе: убирайся! Немедленно уходи отсюда!

Его лицо потемнело от гнева. Растерянная Ариэлла не понимала, чем вызвана внезапная перемена. Едва она заметила, как расправляются от массажа сведенные судорогой мышцы, и на тебе… Он снова напрягся так, будто его мучила сильная боль.

– Ладно, Макфейн! – обиженно бросила она, выбежала и с силой хлопнула дверью.

Ариэлла понимала, что в их отношениях произошла перемена. Забывшись от тепла и аромата целебных снадобий, она, желая избавить его от страданий, невольно переступила какой-то рубеж. Массаж превратился в запретное исследование мужского тела – испещренного шрамами, но все равно горячего, крепкого, источающего силу.

Как ни страшилась девушка признаться себе в этом, прикосновения к его телу не оставили равнодушной и ее.