Барбара Картленд - Влюбленный странник Страница 25

Итак, Люсиль готова была стать женой Рэндала. Сейчас ей даже казалось странным, почему она не задумывалась об этом раньше. В конце концов, трудно было представить себе более подходящую партию. Рэндал успел сделать себе имя в театральных кругах и в мире кино. Он был молод, и карьера его только начиналась. Люсиль поможет ему достигнуть сияющих вершин, забраться выше, чем Рэндал мог представить себе в самых смелых мечтах. Она будет сниматься в его фильмах, пока не поймет в один прекрасный день, что ее время ушло, и тогда она станет его продюсером. Люсиль видела себя эдакой Мэри Пикфорд будущего — блестящей деловой женщиной, главой собственной компании, благодаря умелому руководству Люсиль приносящей сногсшибательный доход. Да, все так и будет. И теперь, приняв решение, Люсиль Лунд не боялась уже ничего — ее не расстроил даже первый обнаруженный у себя седой волос.

Люсиль сошла с трапа самолета в Кройдоне, взволнованная принятым решением, но с удивлением обнаружила, что Рэндал не приехал ее встречать. Пронизывающий холодный ветер уносил остатки радостного возбуждения.

Следующие несколько дней в Лондоне отличались от той картины, которую в своем воображении рисовала Люсиль. Во-первых, ей никак не удавалось остаться с Рэндалом наедине. Они были вместе почти целыми днями, но кругом все время были люди — на репетициях, обедах, ужинах, при обсуждении мизансцен, декораций, грима, костюмов и множества других вопросов, связанных с постановкой. И все они говорили, говорили, говорили, так что у Люсиль не было возможности перекинуться с Рэндалом хотя бы словечком наедине.

Она ожидала, что ночью Рэндал приедет к ней в гостиницу, но он не предложил этого, а унижать себя приглашением Люсиль не стала. Она все время повторяла себе, что у его неожиданной сдержанности должны быть какие-то причины. Наверное, Рэндал был потрясен аварией, в которой по его вине погиб человек. Рэндал называл этого Дарси Фореста своим другом. И еще Рэндал, вероятно, думал о Люсиль, о ее здоровье, о том, что она устала, погрузившись сразу после утомительного перелета через Атлантику в череду изнуряющих первых репетиций и проблем, связанных с постановкой. Люсиль придумывала Рэндалу всевозможные оправдания, но на самом деле она жестоко ревновала его к Джейн, и это приводило ее в бешенство.

Джейн вместе со своим отцом присутствовала на первой репетиции. Она была молчалива, и Люсиль не заметила, разговаривала ли Джейн с Рэндалом, но она была не так глупа, чтобы не видеть привлекательности Джейн или недооценивать соперницу.

Конечно, эта самоуверенная девица была далеко не так красива, как Люсиль, но той хватило честности признать, что парижские наряды Джейн превосходили те, что Люсиль привезла с собой из Америки. Люсиль также смогла оценить блестящее воспитание и безупречные манеры Джейн. Элегантная сдержанность и прирожденная непринужденная грация выдавали в Джейн незаурядную личность, даже когда она молча внимала собеседнику.

Словом, Люсиль возненавидела Джейн с первого взгляда, а когда их наконец представили друг другу, актриса держалась с тщательно продуманной доброжелательностью, хотя в душе ее бушевала самая настоящая ненависть.

Джейн вела себя иначе — она проявила к Люсиль глубочайшее равнодушие. Она видела, как Люсиль обвила руками шею Рэндала и подняла к его лицу свое хорошенькое личико с выражением собственницы. Она слышала, как Люсиль велит Рэндалу принести ее пальто оттуда, где она его бросила, а затем, когда Рэндал набросил пальто ей на плечи, благодарит его словами «спасибо, дорогой».

Выражение лица Джейн при этом нисколько не изменилось. Она словно не замечала, что Рэндал держится непривычно скованно. Но с этого момента ненависть Люсиль не оставалась безответной.

Джейн тоже решила играть роль женщины, которой принадлежит Рэндал. Она приходила на репетиции, настаивала на том, чтобы Рэндал обедал с ней и ее отцом. Если он хотел взять с собой Люсиль, это было его дело, но приглашение не предполагало отказа.

— Ты же должен где-то питаться, — говорила Джейн в ответ на возражения Рэндала. — И отцу многое надо с тобой обсудить.

Эти самые вещи, которые надо было обсудить, были предлогом для совместных обедов, ужинов и покушений на свободное время Рэндала в перерывах между репетициями. Люсиль знала от Эдварда Джепсона точную сумму, вложенную лордом Рокампстедом в постановку «Сегодня и завтра».

«Кто платит, тот и заказывает музыку», — не раз с улыбкой повторял Эдвард.

И Люсиль хорошо знала, что никто, каким бы важным и известным он ни был, не может позволить себе ссориться с человеком, рука которого намазывает маслом его бутерброд, с человеком, от которого зависели в том числе и гонорары Люсиль.

Если лорд Рокампстед хотел поговорить с Рэндалом или еще с кем-либо из членов труппы, они обязаны были его слушать. И Джейн воспользовалась этим обстоятельством как своим оружием.

Это была война не на жизнь, а на смерть, и обе женщины прекрасно понимали это, сидя напротив друг друга за столом в кафе «Плющ» или поглощая обильный ужин на Белгрэйв-сквер. Люсиль не знала, видит ли Рэндал, что происходит, или же пребывает в блаженном неведении. Во всяком случае, Люсиль ничего не собиралась ему говорить. Она слишком хорошо знала, как прореагировал бы Рэндал на ее откровения. Он посмеялся бы над Люсиль, выставив ее ревнивой дурочкой. Более того, признавшись, что она ревнует, Люсиль дала бы ему повод чувствовать себя еще более уверенным, а именно сейчас самоуверенность Рэндала была ей совсем не на руку.

Люсиль хотела, чтобы он испытывал сомнения на ее счет, удерживал бы ее, боясь потерять. За те годы, что они были вместе, Рэндал ни разу не заговорил о свадьбе, а Люсиль считала, что в этом, несомненно, была ее вина. Ее собственные мысли были далеки от подобной перспективы, Люсиль ни разу не задумалась о том, как побудить Рэндала сделать ей предложение.

В глубине души она всегда была уверена, что Рэндал не прочь на ней жениться. Люсиль была не настолько консервативна, чтобы считать брак непременным условием, сопровождающим плотские утехи. Один ее приятель-европеец сказал ей как-то: «Вы, американки, так провинциальны. Вы все хотите вступить в брак со своими любовниками».

Тогда Люсиль посмеялась над его словами, но потом поняла, что это так и есть. Она всегда испытывала чувство вины, ложась с мужчиной в постель без обручального кольца на пальце. И виновато в этом было то ли ее американское воспитание, то ли ее немецкое происхождение.

Отец ее был лютеранином, сыном лавочника из Гамбурга. Он перебрался в Америку, так как рассорился со своей семьей из-за своего брака. Его звали Ганс Шмидт, а первого ребенка — это была девочка, — родившегося через месяц после того, как ее родители ступили на землю свободы, окрестили Марией.