Майя Родейл - Сила соблазна Страница 25

Возможно, именно это послужит предметом первой атаки Марсдена. Однако почему его вдруг стали так раздражать подобные методы?

— Странно, не проще ли было подкупить горничную? — удивился Найтли.

— Детские игрушки. Не могу соперничать с «Уикли», где применяют такие дурацкие способы, — парировал Бринсли.

— А женщина, о беременности которой ходили слухи? Кто она?

У Найтли имелись кое-какие подозрения.

— Вы человек неглупый, Найтли, я всегда это говорил. Единственный, кто заподозрил, что у меня были свои причины осуществить этот план. Что я добивался определенной цели.

Нужно отдать должное Аннабел. Он был так же туп, как остальные. Но его занимал более важный вопрос.

— Кто она?

— Так я вам и выложил все задаром, — фыркнул Бринсли, явно намекая на вознаграждение.

Найтли доставляло особое удовольствие давать взятки. Однако он терпеть не мог тратить деньги зря.

— Как хотите. Уверен, что разузнаю сам, с помощью обычной слежки. Полагаю, общество будет потрясено. Особенно теперь, когда вы и «Лондон таймс» сделали все, чтобы выявить детали столь захватывающего скандала.

— Вы же не собираетесь это опубликовать? — охнул Бринсли.

— Собираюсь. Опубликую, и пусть все летит к чертям!

— Я беру свои слова обратно. Вы не глупец. Но, черт возьми, вы безумец.

Глава 16

Драма не только на сцене

Дорогая Аннабел! Дайте Болвану знать, что он вам небезразличен, простым нежным прикосновением к его руке.

Любящая с Олл-Сейнтс-роуд

Театр «Ковент-Гарден»

К концу первого акта щеки Аннабел стали того же цвета, что и ее алый пояс, а ее мнение о Любящей с Олл-Сейнтс-роуд, которая считала, что нежная ласка или легкий жест каким-то образом заставят Найтли заметить ее, возжелать и полюбить, было самым нелестным.

Этому намеку на нежность надлежало стать прелюдией к чему-то большему.

Кто бы мог предсказать, что такое простое действие окажется столь опасным?

Сначала она попрактиковалась на Алистере Грее, который привел ее в качестве своей гостьи на премьеру пьесы «Давным-давно», в которой играла Дилайла Найтли.

— Передаю точные слова Найтли, — пожаловался репортер, — «Моя мать должна получить восторженную рецензию, или я найду нового театрального обозревателя».

— Полагаю, это означает, что я должен посетить спектакль. Я, естественно, всегда привожу гостя или гостью. Учитывая вашу ситуацию и уверенность в том, что кое-кто обязательно придет, я и подумал пригласить вас, дорогая Аннабел. И ожидаю публичного выражения благодарности в следующей колонке.

— Разумеется, — кивнула Аннабел, легонько касаясь рукой в перчатке пальцев Алистера, одетого в розовато-лиловое сукно, прекрасно оттенявшее жилет из фиолетового шелка.

Алистер почти не заметил этого жеста, более того, не посмеялся над ней и не стал расспрашивать, какого дьявола она к нему прикасается. Значит, делать так вполне позволительно.

Аннабел набралась храбрости и выпрямилась. Но едва не ударилась в панику, когда в ложе появился Найтли, невероятно красивый в черном фраке с белыми галстуком и сорочкой.

Если он и удивился, увидев ее, то ничем этого не показал. Взгляд темно-голубых глаз был, как всегда, сосредоточенным, выражение лица — отчужденным и непроницаемым. Из груди Аннабел вырвался невольный вздох желания.

Поздоровавшись с Алистером, Найтли сел рядом с Аннабел.

— Как поживаете, Аннабел? — спросил он, наклоняясь к ней, чтобы его тихий голос был слышен сквозь неровный гул толпы.

— Спасибо, прекрасно. А вы как?

И тут она осмелилась провести пальцем по мягкой шерсти его рукава. Всего на секунду, прежде чем отнять руку. И при этом была так заворожена взглядом Найтли, что не сводила с него глаз. Одновременно она пыталась определить, какое впечатление произвело на него ее легкое прикосновение.

— У меня все хорошо, спасибо. Готов смотреть пьесу.

— Драма годится только для сцены. Или для газетных страниц, — заметила Аннабел, вызвав его едва заметную улыбку. И тут же решила, что ей предоставлена возможность получить ответ на вопрос, мучивший ее во время поездки. — Мистер Найтли, по-моему, вы так и не упомянули о третьем правиле.

При этом она снова посмела положить ладонь на его руку. И мысленно сосчитала до трех. Почувствовал ли он ее тепло? Дрожь пальцев?

Аннабел была буквально наэлектризована прикосновением, пусть и мимолетным. Несмотря на то, что их разделяли слои тканей.

Найтли подался ей навстречу. Сердце девушки гулко заколотилось. Она была уверена, что ее грудь вздымается от предвкушения чего-то непонятного, но в тусклом свете было неясно, смотрит ли Найтли в ее вырез или нет.

— Ни от кого не зависеть, — тихо сказал он голосом, от которого буквально разрывалось сердце.

— Понимаю, — откликнулась Аннабел, отняв руку. Таково правило человека, который заранее отказывается от любви и привязанностей. Женщинам не стоит тратить время на таких мужчин. Он все равно что объявил: «Оставь надежду всяк сюда входящий».

Но тут она заметила, что Найтли поглядывает на нее. И на ее вырез. Она могла поклясться, что этот взгляд был подобен ласке.

Ей стало жарко. Не только от его внимания. Но и от довольства собой: она посмела. Достигла хоть малого, но триумфа.

Свет стал еще более тусклым. Публика притихла. Занавес из толстого красного бархата медленно раздвинулся. Действие должно было проходить в декорациях спальни, где собрались ярко одетые персонажи.

Пьеса оказалась превосходной, однако Аннабел никак не могла сосредоточиться по-настоящему. Найтли пошевелился, и мягкая шерсть коснулась ее голой руки, как нежнейшая ласка. Аннабел прикусила губу, желая большего.

Всего лишь случайное прикосновение, ничего особенного. Но она так нуждалась в его симпатии и так желала этих ласк! Как доказательства того, насколько далеко она зашла, насколько близка к цели.

Старая Аннабел никогда не переживала подобных моментов. В темноте, наедине с Найтли, когда они достаточно близки, чтобы касаться друг друга…

Во время представления ее руки лежали на коленях. Но потом она подумала… Может, стоит попробовать снова?

Рука скользнула по розовым складкам юбки, к подлокотнику бархатного кресла, где их пальцы переплелись на одну восхитительную и мимолетную секунду.

В середине первого акта Найтли нагнулся к ней, чтобы прошептать на ухо какое-то замечание насчет пьесы. Он говорил так тихо, что Аннабел не расслышала ни слова.