Тоска Ли - Царица Савская Страница 25

Он тоже смотрел на меня снизу вверх, таким взглядом, словно над ним стояла не женщина и царица, а нечто иное.

Я вдруг почувствовала, как расстояние между нами растягивается, увеличивается, как в ту ночь, когда я донимала

Азма своими вопросами, а мои неотступные рассуждения и отчаянный поиск ответа не находили отражения в его глазах.

Я погрузила пальцы в чашу.

— Вернись ко мне быстро и благополучно, я жду тебя в новом году, — сказала я, рисуя перевернутый полумесяц на его лбу.

Он склонился вперед, поцеловал ремешок моей сандалии.

И ушел через мгновенье, вскочил в седло и отправился к каравану из трех сотен верблюдов и стольких же их погонщиков.

Пришла зима, и я забыла про царя израильтян.

Глава восьмая

Я благословляла брачные союзы. Я прощала преследуемых преступников, что искали убежища в храме, и озвучивала им клятвы, которые нужно было принести на могилах мертвых родственников во искупление. Я судила племя, известное своими набегами и похищением соседских верблюдов, и женщину, которая вышла замуж за двух братьев, развелась с одним из них, но не получила обратно половины своего приданого. А затем мужчину, который не мог подарить своей жене детей, а потому пригласил путешественника в свой шатер и оставил их наедине, и путешественника, заявившего свои права на ребенка, когда увидел того в следующем году.

— В чьем шатре был зачат этот ребенок? — спросила я.

— В моем, — ответил муж.

— Тогда это твой ребенок, и всякий раз, когда этот человек будет возвращаться, ты станешь принимать его как брата.

Мне было двадцать лет, и я прекрасно знала о постоянной одержимости совета вопросом о моем наследнике. Я получила предложения о заключении брака от каждого влиятельного клана в Сабе, в том числе и от кузена, Нимана. И отказала им всем.

Вахабил преследовал меня каждый месяц, регулярно, как женские дни.

— Если ты не хочешь выйти замуж ради выгоды, — сказал он однажды в отчаянье, — выбери мужчину из жрецов.

А лучше двоих или больше. Пусть дитя будет даровано самим Алмакахом. Так поступали в прежние времена, и царицы рожали детей от богов. Молю тебя, сделай это, иначе после твоей смерти начнется война.

И хотя недостатка в жрецах и жрицах, которые исполняли подобное для высокородных людей, я не знала, как сказать ему, что за два года с Макаром я так ни разу и не зачала дитя? Что, возможно, грубое насилие Садика в тот год, когда я еще не стала девушкой, могло лишить меня способности родить ребенка. Я не знала этого наверняка и не могла заставить себя сделать это унизительное признание — ни ему, ни кому-либо иному.

— Я подумаю об этом, — только и сказала я, желая откупиться обещанием, чтобы хоть немного его успокоить.

— Так это и значит быть евнухом? — спросила я в ту ночь у Яфуша, который следовал за мной по саду, отстав на шаг. — То, что я не помню прикосновений мужчины и не испытываю никакого желания?

— Быть евнухом, царевна, не значит потерять желание, — тихо ответил он. — Лишь потерять все способы его удовлетворить.

Я подождала, пока он поравняется со мной, и взяла его за руку.

— Мне жаль, что с тобой так поступили. Я думаю, что это грех — по отношению к телу, если не по отношению к богам.

— А я думаю, что ты больший евнух, чем я, царевна.

— Ты, как всегда, умеешь утешить, Яфуш.

— Однажды ты снова вспомнишь свое женское тело. И оно вспомнит тебя.

Я проводила ритуальные празднества. Я вновь смотрела в жертвенную чашу… и видела лишь жизнь животного, отданную равнодушному богу, которого могло и вовсе не существовать. Возможно, в том и заключалась функция богов — объединять людей сильнее, чем почитание царя на троне, пусть даже это объединение основывалось на фикции, в которую все отчего-то согласились верить. Мысль об этом тяжело давалась мне на протяжении зимы, когда солнце стало холодным и плоским, лишившись своей таинственности.

В день, когда первые тучи собрались над западной горной грядой, Вахабил посетил меня с сообщением о гонце, прибывшем из северного Джауфа.

Тамрин, торговец, возвращался.

Шесть дней спустя я приняла его в алебастровом зале.

— Моя царица, — сказал он, склоняясь в почтительном поклоне перед моим двором. Его кожа потемнела, на пальце появилось новое золотое кольцо.

— Полагаю, твое путешествие было прибыльным? — спросила я, укладывая руки на подлокотники трона.

Он выпрямился.

— Воистину. Прошу, позвольте мне показать те скромные дары, что составляют лучшую часть моего каравана.

Вахабил, стоявший на возвышении рядом со мной, жестом велел людям Тамрина приблизиться. Я подалась вперед на своем сиденье.

— Моя царица, из Финикии. — Двое мужчин вышли вперед с несколькими свертками ткани, окрашенной тирским пурпуром, столь излюбленным царскими дворами.

— Ткань, окрашенная морскими моллюсками, что водятся лишь у финикийских берегов. Драгоценный цвет царей — и цариц — что стоит серебра по собственному весу.

Я жестом велела поднести ткань поближе, чтобы попробовать ее на ощупь. С каждым годом плетение финикийской ткани становилось все искуснее.

— От берегов, лежащих за великим внутренним морем, — сказал он, когда очередной караванщик вышел вперед, неся сундучок с золотом. Вахабил выбрал несколько украшений и подал мне: каждое было инкрустировано драгоценными камнями, некоторые украшала странная спиральная филигрань, тоньше которой я никогда еще не видела.

— Из Египта, — продолжил Тамрин, и вынесли множество египетских париков. При ближайшем рассмотрении я отметила, что шерсть искусственных прядей переплеталась тонкими золотыми бусами.

В дальнем конце зала послышался шум. Стражи отступили, некоторые быстро отбежали в сторону, из толпы придворных донеслись изумленные возгласы.

Я рассмеялась и, захлопав в ладоши, вскочила на ноги. Двое мужчин вели через главные двери дворца прекрасную лошадь. Лошадь, чистейшей золотой масти, выгибала шею, красные и синие подвески звенели на узде, а удерживающие ее мужчины едва справлялись с танцующим животным.

— Осторожней, моя царица, — сказал Вахабил, заслоняя меня рукой.

Я подобрала длинный подол платья и сошла с возвышения, чтобы самой рассмотреть подарок. В Сабе у нас почти не было лошадей.

— Как ты сумел вести караван с этим созданием? — потрясенно спросила я. — Если ты скажешь, что тебя сюда перенес джинн, я могу и поверить.

Караван мог несколько дней идти без источников воды — для верблюдов это было совершенно нетрудно, особенно если был корм. Но лошадь была существом совершенно иного рода. Все кони моих конюшен были доставлены на кораблях из Пунта, а затем уже в Сабу, через узкое море.