Патриция Мэтьюз - Навстречу счастью Страница 26

– Зачем? Это совсем неинтересно.

– Для газетчика все интересно. Кроме того, я хотел бы побольше узнать о вас, Джемайна.

– Ну, что я могу сказать о себе? Мне двадцать два года. Я родилась и выросла в Бостоне. Там же ходила в школу. До этого лета никуда не ездила дальше чем за сотню миль от Бикон-Хилла.

– От Бикон-Хилла? – Он снова приподнял бровь. – Это первоклассный район.

– Мой отец – банкир, – поведала она, пожав плечами. – Типичный благоразумный, степенный бостонский банкир. Он не считается слишком богатым, однако всегда содержал нас в полном достатке.

Вернулся официант, и Оуэн заказал черепаховый суп, телячью грудинку с овощами и попозже – мороженое. Повернувшись к Джемайне, он спросил:

– А ваша мать?

– Она вышла замуж за отца в моем возрасте и была счастлива всю жизнь… Впрочем, может быть, я ошибаюсь. К моему удивлению, когда я сообщила, что собираюсь работать в «Ледиз бук», в то время как отец бушевал по этому поводу и произносил напыщенные речи, она призналась, что завидует мне.

– А как насчет братьев и сестер?

– Нет, я единственный ребенок.

– И в общем не совсем избалованный, как это часто бывает в подобных семьях. – Оуэн улыбнулся. – Если не считать упрямства.

– Это только вы так считаете.

– Может быть. – Он внимательно посмотрел на нее. – А теперь самый важный вопрос… Как насчет поклонников?

– Вы слишком дерзки, сэр!

– Возможно. – Он пожал плечами. – Я не имею в виду сейчас, в Филадельфии. Я говорю о Бостоне.

Несмотря на раздражение, Джемайна нехотя ответила:

– Было несколько мужчин, точнее, мальчиков. Мой отец постоянно приводил их в дом и знакомил со мной.

– Но никто не устраивал вас, так ведь?

– Когда я решу выйти замуж, то сама выберу мужа.

– Аплодирую, мэм. – Он тихо похлопал в ладоши. – Большинство девушек вашего возраста уже замужем и имеют детей. – Он замолчал, сосредоточившись на еде.

Джемайна наклонилась вперед.

– А вы, Оуэн? Он поднял голову.

– Я? Вы хотите знать, есть ли у меня женщины?

– О, мне известна ваша репутация в этом отношении. Меня не раз предупреждали. Нет, меня интересует… ваш образ жизни. – Она обвела рукой ресторан. – Только самые роскошные заведения. Дорогая одежда. Я знаю, как оплачивается ваша профессия. Едва ли на эти деньги можно вести такой образ жизни.

– Кто из нас теперь проявляет нахальство? – Он тихо засмеялся. – Но я охотно отвечу на ваш вопрос. Когда я в Филадельфии, то веду джентльменский образ жизни. Понимаете, Джемайна, я нахожусь здесь только часть года, чаще всего очень незначительную. Когда я на задании, «Леджер» оплачивает все мои расходы, так что я могу копить свое основное жалованье.

– Мой отец, будучи банкиром, наверняка не одобрил бы такого расточительства. Он поинтересовался бы, к чему вы придете в пожилом возрасте.

– В пожилом возрасте? – Оуэн поморщился. – Как грустно! Впрочем, у меня еще есть время позаботиться о будущем. – Он усмехнулся. – Хотя моя профессия связана с риском и, вполне вероятно, я не доживу до старости.

У Джемайны вертелся на кончике языка вопрос, не скопил ли он денег на случай женитьбы, чтобы содержать жену и детей, но она вовремя сдержалась и оставшийся вечер больше молчала.

Когда они уже собрались покинуть ресторан, ей неожиданно пришло в голову: он все узнал о ней, а она о нем почти ничего. Все, что ей известно, она узнала от других. Оуэн был разговорчив, однако каким-то образом ухитрялся очень мало сообщать о себе.

– Как тебе понравился театр, Джемайна? – спросила Сара на следующее утро.

– Я получила огромное удовольствие, хотя Оуэн счел игру мистера Форреста слишком вычурной.

– Оуэну нравится изображать из себя театрального знатока.

– Я обнаружила в нем нечто странное, Сара. Я уже дважды ужинала в его компании, он много говорит, как тебе известно, но почти ничего не рассказывает о себе.

– Верно, – улыбнулась Сара. – Оуэн весьма загадочный человек. Я встретила его несколько лет назад, когда он начал работать в «Леджер». С тех пор мы стали хорошими друзьями, но он почти ничего не рассказывал мне о своем прошлом. Я никогда не расспрашивала его слишком настойчиво, но на случайные вопросы он всегда отвечал довольно расплывчато. Кажется, никто не знает даже, откуда он.

– Но зачем такая таинственность? Может быть, у него темное прошлое и он скрывает что-то нехорошее, возможно, даже преступление?

Сара задумчиво нахмурилась.

– Признаться, такое не приходило мне в голову. Оуэн ни разу не давал оснований думать о нем так, и он не кажется мне человеком с криминальным прошлым. Знаешь, некоторые мужчины любят создавать вокруг себя атмосферу загадочности, полагая, что таким образом легче привлечь женщин.

– Судя по тому, что ты рассказывала мне о нем, а также исходя из моих наблюдений, Оуэн не нуждается в подобных уловках, чтобы привлечь противоположный пол, – заметила Джемайна.

Сара посмотрела на нее прищуренными глазами:

– Джемайна, почему ты так заинтересовалась Оуэном и его прошлым?

– Просто любопытно.

– Ты уверена, что это не более чем любопытство?

– Уверена. Что же еще может быть?

– Надеюсь, ничего. Рискую повториться, однако предупреждаю: не увлекайся Оуэном Тэзди. Я знала многих девушек, вышедших замуж за горьких пьяниц, негодяев, игроков, даже преступников в надежде исправить мужа, и никогда не могла их понять. В каждом случае все кончалось катастрофой. Не хочу сказать, что Оуэн относится к этой категории людей, но если тебя привлекает его таинственное прошлое, будь осторожнее, моя дорогая.

– Это не тот случай, Сара. Я же сказала, мне просто любопытно.

Джемайна встала и поспешно вышла из кабинета. Сара озабоченно смотрела ей вслед.

Глава 8

Оуэн имел основания скрывать свое прошлое.

Он был незаконнорожденным и даже не знал имени отца. Впрочем, и мать тоже не знала имени своего любовника. Оуэн стал плодом ее короткой связи с человеком, о котором ей было известно только, что он либо моряк, либо лодочник, либо кто-то в этом роде.

Мать Оуэна долго не могла оправиться от родов и, будучи портнихой, трудиться полный рабочий день. Ему запомнилась ужасная бедность. Почти всегда не хватало еды, а одежду, которую он носил, мать шила сама или покупала поношенную. Его ранние воспоминания относились к тому времени, когда мать, больная туберкулезом, лежала в постели неподвижно, как мертвая, или из последних сил шла на работу, оставляя сына на попечение соседки по квартире – вдовы с тремя собственными детьми.

Мальчику исполнилось семь или восемь лет, когда он заинтересовался отцом. Как-то за ужином ребенок спросил: