К. Харрис - Когда рыдают девы Страница 26

– Именно так.

Девлин отступил на шаг.

Парламентарий принялся демонстративно поправлять галстук и одергивать сюртук.

– Человеку вашего происхождения, наверное, трудно это понять, но не забывайте: состояние моей семьи хоть и значительное, однако накоплено совсем недавно. А посему к нему неприменимы законы первородства. Мой отец имеет полное право распорядиться своим имуществом, как считает нужным.

– Верно, – признал виконт. – Но мне приходит на ум следующее: если ваш отец изменил свое завещание единожды, ничто не мешает ему поступить так снова – на этот раз в пользу внуков.

Д’Эйнкорт застыл:

– Если вы намерены предположить…

– Предположение не исчезнет, хоть облекай его в слова, хоть нет, – обронил Себастьян и пошел прочь.

Вернувшемуся на Брук-стрит виконту доложили, что леди Девлин вместе с ее матерью, леди Джарвис, отбыли на какой-то музыкальный вечер.

– Однако мне кажется, – с легким поклоном сообщил Морей, – что Калхоуну не терпелось перемолвиться с вашей милостью.

– Да? В таком случае пришлите его наверх, – велел Себастьян, направляясь к лестнице.

– Ну? – спросил виконт, когда несколькими минутами позже камердинер проскользнул в гардеробную. – Раскопал что-нибудь?

– Не так много, как надеялся, милорд, – признал Калхоун, доставая хозяину вечерний наряд. – Насколько мне удалось выяснить, мистер Нокс появился в Лондоне всего три года назад. Служил в Сто сорок пятом стрелковом полку, но был демобилизован после сражения при Ла-Корунье[14], когда их часть расформировали.

– Значит, он действительно был стрелком.

– Да, милорд. Более того, даже прославился, убив какого-то высокопоставленного француза. Свалил того выстрелом с лошади с расстояния примерно в семьсот ярдов. А еще мне говорили, будто этот парень способен отстрелить голову бегущему кролику более чем за триста ярдов. – Камердинер сделал паузу и добавил: – В темноте.

Себастьян поднял взгляд от пуговиц рубашки:

– А как Нокс оказался владельцем «Черного дьявола»?

– Сведения противоречивы. Судачат, он портняжил дубовой иглой, прежде чем то ли выиграл таверну в кости, то ли порешил прежнего ее владельца. А может, и первое, и второе. – «Портняжить дубовой  иглой» на воровском жаргоне означало промышлять грабежом на большой дороге.

– Похоже, мистер Нокс весьма трепетно относится к своим погребам.

– Неудивительно, учитывая личности некоторых его приятелей.

– Вот как? И кто же они?

– Чаще всего всплывает имя Йейтса. Рассела Йейтса.

ГЛАВА 22

Себастьян ждал за пределами светлого круга, отбрасываемого мигающим в начале аллеи масляным фонарем. Театр был все еще закрыт на лето, но репетиции к предстоящему сезону уже проводились. Темная улица звенела смехом расходившейся по домам труппы.

Виконт не сводил глаз со служебного выхода.

Ночь стояла теплая, ласковое прикосновение ветра пахло апельсинами и тысячей горько-сладких воспоминаний. Девлин услышал, как открылась дверь, увидел направляющихся к дороге женщину и двоих мужчин. Женщина, увлеченная разговором с товарищами по сцене, на мгновение остановилась под уличным фонарем. Танцующее пламя масляной лампы блеснуло на каштановых прядях ее густых темных волос и маняще замерцало на родных, любимых чертах. Откинув голову, она расхохоталась в ответ на реплику одного из своих спутников, потом вдруг замерла и повернулась, распахивая глаза в тщетной попытке разглядеть что-либо в темноте. И Себастьян понял, что она почувствовала его присутствие и что связь между ними, существовавшая все эти годы, хоть и ослабла, но не исчезла.

Этой женщиной была Кэт Болейн, известнейшая актриса лондонской сцены и когда-то – любовь всей Себастьяновой жизни. Одно время Девлин надеялся, что они с Кэт состарятся вместе – плевать на перешептывание шокированного общества и яростное противодействие отца («графа Гендона», – напомнил он себе). Но затем в их судьбы вмешалось сплетение отвратительной лжи с еще более неприглядной правдой. Теперь Кэт стала женой бывшего капера по имени Рассел Йейтс, экстравагантного мужчины, который питал запретную страсть к собственному полу и поддерживал тайные связи с контрабандистами и шпионами, бороздившими пролив между Англией и наполеоновской Францией.

Себастьян наблюдал, как актриса желает спокойной ночи своим друзьям и направляется к нему. На ее плечи был наброшен шелковый плащ цвета слоновой кости с немного сдвинутым назад и обрамлявшим лицо капюшоном.

– Не следует тебе ходить по ночам одной, – заговорил Девлин.

– Из-за недавнего убийства? – Повернувшись, Кэт зашагала рядом с виконтом вверх по Харт-стрит. Мостовая была запружена лошадьми в богатой сбруе и элегантными каретами, фонари которых, покачиваясь, наполняли воздух запахом горячего масла. – Гибсон говорит, ты участвуешь в расследовании. 

Себастьян увидел, как озабоченно нахмурились ее брови при этих словах. Кэт хорошо его знала. Знала, какую цену он платит за каждый спуск в темный мир страха и ненависти, жадности и отчаяния, неизбежно сопутствующих  убийству. И хотя умом актриса понимала побуждения Себастьяна, она никогда не могла постичь его потребность заниматься тем, чем он занимался.

– Обо мне не беспокойся, – обронил он.

Глаза спутницы осветила улыбка:

– А тебе, значит, можно беспокоиться обо мне? – Остановившись, Кэт повернулась, окинула его испытующим взглядом, и ее улыбка угасла. Глубоко посаженные, обрамленные густыми ресницами и необычайно яркого синего цвета глаза актриса унаследовала от своего родного отца – графа Гендона. И каждый раз, глядя в них, Себастьян испытывал жгучую боль, кинжалом пронзавшую сердце.

– Ты ведь пришел не ради дружбы прежних дней, – заметила Кэт. – Что тебя привело?

– Говорят, Йейтс приятельствует с неким трактирщиком по имени Джейми Нокс.

Кэт резко втянула воздух, колыхнув грудью. Это было необычно для актрисы, которая привыкла управлять каждым своим взглядом, интонацией, каждым словом и движением.

– Очевидно, ты тоже знаешь его, – констатировал виконт. – Что можешь рассказать о мистере Ноксе?

– На самом деле, очень немногое. Чрезвычайно скрытный, хладнокровный и опасный человек. Большинство знакомых с ним людей его боятся, и эту репутацию Нокс старательно поддерживает.

– Ты познакомилась с ним через Йейтса?

– Да. – Поколебавшись, Кэт спросила: – Нокс замешан в этом деле? Каким образом?

– Его видели спорившим с Габриель Теннисон за несколько дней до ее убийства.  Трактирщик утверждает, будто стычка случилась из-за римской мозаики.

– Но ты ему не веришь?

– Не верю. Хотя пока не понимаю, как он вписывается в уже выясненные мною факты.  

– Посмотрю, что можно разузнать. – Дверь из таверны на углу улицы отворилась, выплескивая наружу свет, голоса и смех. – А Нокс тебя видел?

– Почему ты спрашиваешь?

Их взгляды встретились.

– Ты знаешь, почему. 

Спутники дошли до арки, где актрису ожидал ее экипаж.

– Несколько недель назад, – сообщил Себастьян, – я повстречал в Челси одного человека, который сказал, что я похож на разбойника, некогда ограбившего его коляску на пустоши Ханслоу-Хит.

– Полагаешь, грабителем был Нокс?

– Поговаривают, будто какое-то время после ухода из армии он промышлял на большой дороге. Не хочется допускать, что нас таких по земле ходит трое, – произнес Девлин со смешком, но его слова не вызвали у актрисы ответной улыбки.    

– Я знаю, что твои люди на континенте разыскивали леди Софию. Они нашли ее? 

– Нет.

– А ты не можешь просто… оставить все, как есть, Себастьян?

Девлин пытливо всмотрелся в бледное, любимое лицо.

– Все те годы, когда личность твоего отца не была тебе известна, считай ты, что правда в пределах досягаемости, смогла бы... оставить все, как есть?

– Да, смогла бы. – И она улыбнулась, сладкой и печальной улыбкой. – Но ведь мои демоны отличаются от твоих. – Привстав на цыпочки, Кэт коснулась губами его щеки и отвернулась: – Спокойной ночи, Себастьян. Береги себя.

Девлин шагал по улицам, становившимся  все более пустынными. Небо над головой было мрачным и беззвездным, воздух – душным, на темных, нависающих стенах грязных кирпичных домов и магазинов, стоявших вплотную друг к другу, мигали высоко подвешенные масляные светильники. В какой-то момент виконт услышал позади себя шаги двоих мужчин и крепче перехватил трость, зажатую под мышкой. Но прохожие растворились в зловонном боковом проходе, их поступь негромким эхом отдавалась в ночи.

Себастьян свернул за угол, направляясь к Лонг-стрит. Где-то вдалеке слышался тонкий, пронзительный крик младенца, бренчание расстроенного пианино, грохот колес повозки, проезжающей в соседнем квартале. А из сумрачной тени узкого прохода спереди донесся тихий шепот: