Шерри Томас - Любовь против правил Страница 26

И только позже, в своей комнате, глядя на безмятежно спавшую Элис, Фиц осознал, что он и его жена только что приняли свое первое совместное решение, как настоящая супружеская пара. Ну что ж, с чего-то надо начинать.

Этим вечером Милли ужинала одна. Лорд Фицхью прислал записку, что поужинает в деревенской пивной. Ужин скорее всего подразумевал встречу с женщиной. Не то чтобы она возражала против его намерения приятно развлечься, но все же, все же, все же…

Нет, Милли не хотела, чтобы он пришел вместо этого к ней. Она не желала, чтобы ее использовали только для такой цели. Но она невольно завидовала его любовницам. Ей тоже хотелось бы узнать, каково это — ощущать его поцелуи и ласки, когда он трезв. Его отличала особая природная грация, неповторимая манера двигаться легко и стремительно. Милли не могла удержаться, чтобы не рисовать в воображении, как это случится однажды, когда он внезапно увидит в ней не просто свою жену, а женщину, соблазнительную и желанную.

Но она всегда прогоняла эти глупые мечты, как только ловила себя на этом. Может, она и не в силах вытравить слабые ростки надежды в душе, но уж точно не собирается холить их и лелеять. Она будет упорно и безжалостно выпалывать их точно так же, как сорняки в огороде.

После ужина она расположилась в гостиной, чтобы поразмыслить. Милли решила последовать совету матери и завести роскошный сад. Но эту затею пришлось отложить, поскольку в первую очередь необходимо было восстановить более полезный в практическом плане огород для кухни. В поместье имелся таковой, однако с уходом главного садовника почти десять лет назад он совсем зарос сорняками.

Милли внимательно изучила старую схему окруженного стеной огорода, то и дело заглядывая в справочник по садоводству и огородничеству. Цветную капусту ей доводилось есть. Огурцы тоже. Сельдерей она никогда не пробовала, но по крайней мере слышала о нем. Но вот что такое сахарный корень? Или артишок, например?

Она отыскивала в справочнике португальскую капусту, когда, к ее удивлению, в гостиную стремительно вошел муж. Она думала, что он не появится до того, как она отправится спать.

— Добрый вечер, — приветствовала она его.

Возможно, дело было в освещении, но он выглядел таким… энергичным.

У Милли замерло сердце.

— Добрый вечер, — ответил он, остановившись перед ней, держа руки за спиной. — Я был вечером в деревенской пивной. Завтра утром к нам прибудут двадцать крепких мужчин, чтобы разобрать северное крыло, — или по крайней мере начать эту работу.

— Так скоро?!

Ее отец всегда тянул с выполнением своих решений. Даже когда он в принципе соглашался на изменение, он годами колебался, как именно приступить к его реализации. Милли никак не могла предположить, что лорд Фицхью займется перестройкой Хенли-Парка так быстро.

Фиц оглядел гостиную. Милли повесила новые занавески и постелила новые ковры, но комната все еще выглядела уныло — не было смысла менять рваные, подмокшие и запятнанные сажей обои, пока не отремонтируют крышу и не заменят дымоходы.

— Не так уж и скоро, — улыбнулся граф. — По меньшей мере на пятьдесят лет позже, чем следовало.

Когда они только прибыли в поместье, Милли опасалась, что муж может снова приняться за виски. Но теперь, похоже, трезвость стала нормой его жизни, которой он строго придерживался. В дневное время он, как и жена, целиком отдавался исполнению своих обязанностей. А по ночам, вместо того чтобы обратиться к бутылке, уходил из дома. Иногда Милли, ожидая у своего окна в темноте, видела, как он, возвращаясь, останавливается перед домом, согнувшись от усталости, упершись ладонями в колени, тяжело и учащенно дыша от напряжения.

Все из-за этого проклятого дома, который следовало снести еще полвека назад.

Но голос его оставался спокойным. Что сделано, то сделано. Что толку упрекать живших здесь раньше? Или сетовать на неподконтрольные ему обстоятельства, затормозившие рост цен на сельскохозяйственную продукцию?

— А это для вас. — Он протянул ей обернутый в коричневую бумагу сверток, который прятал за спиной. — Я заглянул в лавку, но выбор был невелик. Я выбрал наименее ужасное из всего.

Милли страшно удивилась.

— Не стоило беспокоиться.

В свертке оказалась довольно простая музыкальная шкатулка, должно быть, простоявшая на полке в лавке добрых полдесятка лет. Хотя было видно, что ее недавно основательно почистили, на резной поверхности и в углах все еще оставались следы пыли. Когда Милли открыла ее, послышались скрипучие металлические звуки — несколько тактов из пьесы Бетховена «К Элизе».

— Как я и сказал, она не слишком хороша.

— Нет, она прекрасна. Благодарю вас. — Милли стоило неимоверных усилий не прижать музыкальную шкатулку к груди. — Я буду хранить ее.

— В следующем году я найду что-нибудь получше. — Он улыбнулся. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, — ответила она.

Некоторые надежды — как сорная трава, их легко уничтожить, если как следует потянуть и дернуть. Другие же, напротив, как виноградная лоза, быстро растущие и цепкие, от них невозможно избавиться. Когда Милли снова открыла музыкальную шкатулку, одна в пустой гостиной, она начала понимать, что ее надежды относятся ко вторым.

Она никогда не перестанет надеяться. Ведь ничего другого не остается.

Последнее, что Милли ожидала увидеть, был ее муж на крыше дома, сдиравший черепицу наряду с рабочими, которых он нанял. Он был в старом твидовом костюме и шерстяной кепке. Она едва не приняла его за деревенского парня, пока кто-то не обратился к нему «милорд».

— Что вы делаете, лорд Фицхью?

— Руковожу людьми.

— Похоже, вы работаете вместе с ними, если глаза не обманывают меня.

Он бросил черепичину пожилому мужчине, тот передал ее другому, который, в свою очередь, столкнул ее вниз по длинному желобу, установленному под углом. В самом низу ее поймал один из двух ожидавших там мужчин и передал дальше по цепочке, где, пройдя еще через несколько рук, она была аккуратно уложена в штабель.

— Ваши глаза вас обманывают!

— Скорее всего! — крикнула она в ответ.

Аристократу не подобало выполнять грубую физическую работу. Но если как следует подумать, дни Фица в Итоне были плотно насыщены спортом — осенью и весной футбол и атлетика, летом крикет. Однообразие семейной жизни навевало на графа тоску, погружая в апатию. И снос северного крыла, помимо приятного удовлетворения от возможности в буквальном смысле разрушить дом, послуживший причиной крушения его жизни, давал выход нерастраченной энергии молодого человека.