Мэриан Эдвардс - Поединок сердец Страница 26

– Болиголова и волчьего глаза здесь нет. И все же я бы не стал ей доверять.

Оскалившись собственной шутке, Ги взглянул на Бетани.

Та не ответила на его улыбку, решив, что шутки у нормандцев почему-то начисто лишены юмора.

– Она знает, какое наказание ждет ее, если она замыслила что-то недоброе, – сказал Ройс.

– Вспомни про уксус, – заметил Ги. На лице Ройса расплылась улыбка:

– Она сполна заплатила за свою глупость.

– И все же, мне кажется, если у нее хватило дерзости выкинуть такую штуку, она опять может прибегнуть к чему-нибудь подобному, – сказал Ги, глядя на Бетани с деланным ужасом, словно опасаясь, что у нее вот-вот вырастут рога или она насадит его на вилы.

– Уверен в этом. Анни очень не нравится быть рабыней. Но она очень любит своих родных и поэтому будет беспрекословно мне повиноваться.

Подобно соли, втираемой в свежую рану, его слова явились болезненным напоминанием о той власти, какой он обладал над Бетани. Но завтра, если все пройдет благополучно, все угрозы нормандца превратятся в пустой звук.

– Если вы желаете сами заняться своими ранами, скажите одно слово, и я уйду.

Поставив ведро, девушка стиснула дрожащие руки, не желая ничем выдать свои страдания.

– Non. Ты останешься и будешь врачевать мои раны, – сказал Ройс.

Ги недовольно покачал головой, следя за тем, как Бетани снова взяла ведро и направилась к лохани. Ройс хлопнул брата по спине:

– Мне ничего не угрожает. Иди проследи за тем, как выполняются мои распоряжения. Теперь мне потребуется лишь нежное прикосновение Анни.

Возвращая девушке поднос, Ги сказал:

– Уясни твердо: если моему брату станет худо от твоего врачевания, я отомщу.

Проводив его взглядом, Бетани повернулась к предводителю:

– Ваш брат получает огромное наслаждение, пытаясь запугать меня.

– Non. Ги по натуре не жесткосерден. Просто он делает для меня то, что делаешь ты для своих родных. В этом вы очень похожи друг на друга.

Пропустив его высказывание мимо ушей, Бетани опустила поднос и указала рыцарю на стол:

– Садитесь, и я наложу швы на рану, а потом вымою вас.

Она приготовила миску с чистой водой и бутыль ржаного виски. Налив немного виски в воду и омыв в нем иголку с ниткой, Бетани взяла Ройса за раненую руку.

– Вы готовы?

– Мне не нужно изображать мужество. Начинай.

Вылив на рану крепкое виски, Бетани услышала, как рыцарь шумно втянул воздух, но не издал ни звука; его глаза, когда он встретился с нею взглядом, были полны решимости. Взяв иголку, Бетани вдела в нее нитку и начала мучительно долгий процесс накладывания швов на живую ткань. Каждый раз, когда иголка входила в его тело, рыцарь напрягался, но выносил боль молча. Он сохранял внешнюю невозмутимость, но девушке казалось, что острая игла пронзает ее собственную плоть.

– Я знаю, как это больно. Если хотите кричать или даже плакать, не стесняйтесь, я пойму.

– Плакать! – взревел оскорбленный рыцарь.

– Здесь нет никого, кроме нас с вами. Передо мной вам не обязательно сохранять лицо.

– Вероятно, мужчины-саксы блеют словно овцы в присутствии своих женщин, но нормандцы так не поступают.

«Рассуждения, достойные тупоголового осла», – пробормотала про себя Бетани.

Что ж, надменность нормандского рыцаря распалила ее гнев и помогла завершить отвратительную работу. Ее окровавленные руки тряслись, ей очень хотелось глотнуть вина, но Бетани опасалась, что желудок сейчас ничего не примет. Несмотря на то, что рана, к счастью, оказалась ровной, без рваных краев, девушке потребовалось все ее мастерство, чтобы зашить рассеченные ткани. Наложив последний стежок, она вдруг почувствовала, как у нее дрожат колени, и ей пришлось приложить все силы, чтобы устоять на ногах. Рыцарь же даже ни разу не застонал.

«Чума его побери», – подумала Бетани, отставляя поднос и поднимая ведро с горячей водой. Ей пришлось сделать несколько медленных вдохов, чтобы прийти в себя. Как странно на нее подействовало врачевание этого нормандского воина.

Над лоханью поднимался пар. Добавив холодной воды, Бетани опустила руку. Как раз. Но она медлила сказать об этом рыцарю, с ужасом думая о предстоящей процедуре.

– Помоги, Анни. Я и здоровый-то справляюсь с трудом.

Услышав эти слова, Бетани обернулась. Встретившись взглядом с Ройсом, она кивнула, выражая согласие, хотя видеть другие раны ей совсем не хотелось. Обыкновенно не слишком брезгливая, Бетани сейчас мучилась при одной мысли об этих ранах.

– Поединок – занятие глупое и бессмысленное. Только мужчины могут решать споры силой, – раздраженно бросила она на родном языке, зная, что Ройс де Бельмар ее не поймет.

Бетани осторожно стащила с рыцаря камзол. Так и есть, для остальных ран хватит целебных мазей и бальзамов. Странно, но это лишь распалило ее гнев.

– Гром и молния, какой же ты самонадеянный дурак! Тебе не приходило в голову, что ты мог бы навсегда остаться на том поле? – пробормотала Бетани, добавив все известные ей сакские ругательства.

Ройс вопросительно поднял бровь, но перевода, к счастью, не потребовал.

Бетани быстро развязала пояс и, стащив с него выпачканные в грязи рейтузы, бросила их в кучу окровавленной одежды. Старательно отвернувшись, она подхватила Ройса под руку и осторожно подвела к лохани. Ройс медленно опустился в теплую воду.

Странно, но весь гнев Бетани, похоже, выплеснулся наружу в ее пылкой тираде, ибо как только у нее в руке оказалась мочалка, ее прикосновения к телу рыцаря стали нежными, подобными ласковому дуновению ветерка. Ее уста способны хулить захватчика, руки же не могут причинить ему боль.

– Ты уверена, что остальные раны не нужно ни зашивать, ни прижигать?

– Да, надо было наложить швы только на руку. Остальные раны не глубокие.

– В таком случае, быть может, ты ототрешь их от грязи? – с издевкой произнес Ройс.

Бетани тотчас же с силой провела мочалкой по свежим ранам, и он вздрогнул.

– Зачем вы насмехаетесь надо мной, вынуждая делать вам больно?

Едва эти слова сорвались с ее языка, Бетани испуганно зажала рот ладонью. Она не собиралась произносить это вслух, да еще и по-французски.

Рыцарь молчал долго, прежде чем ответить:

– Я с радостью вынесу твою ненависть, но жалость твоя мне не нужна.

– Вы ошибочно принимаете сострадание за жалость. Разве могущественным нормандским рыцарям незнакомо чувство сострадания к раненным в битве противникам?

– Non, враг есть враг. Я никогда не думаю о нем как о человеке. В противном случае мне пришлось бы несладко в смертельной схватке.

Он совершенно прав. Ройс де Бельмар – нормандец, значит, враг; ни в коем случае нельзя думать о нем как о человеке и как об очень сильном, привлекательном мужчине.