Анн Голон - Анжелика. Маркиза Ангелов Страница 26

Анжелика не могла оторвать от него глаз, мучаясь от желания расцарапать ногтями его лицо. Разве сам он не был смешон со всеми своими кружевами, лентами, свисающими с плеч, и рукавами с разрезами от подмышек до самых запястий, через которые виднелось нижнее белье?

Его менее высокомерный отец поклонился дамам, подметая плитки красивым кудрявым пером шляпы.

— Дорогая кузина, простите меня за скромный наряд. Мне пришлось предстать перед вами, чтобы просить приюта на ночь. Со мной мой сын, шевалье Филипп. Он вырос с тех пор, как вы видели его в последний раз, но стал за это время совершенно невыносимым. Я собираюсь купить ему должность полковника, — армейский дух и дух сражений должны пойти ему впрок. Нынешние придворные пажи не представляют себе, что такое дисциплина.

Внезапно маркиз отступил на несколько шагов, всплеснул руками в радостном удивлении, и — в первый и, наверное, в последний раз — дети увидели, как кто-то смотрит на их мать с восхищением.

Именно так маркиз смотрел на баронессу де Сансе.

— Дорогая кузина, я счастлив, что могу вновь видеть ваш неповторимый редкий цвет глаз, цвет морской волны. Ну конечно! Люзиньян, где фея Мелюзина, прародительница королей, правивших Кипром[32] и Иерусалимом[33], и жена Раймона де Фореза из Пуату, первого сеньора Люзиньяна, воздвигла один из красивейших своих замков, совсем недалеко отсюда. Я припоминаю, что в вашем семействе Меерье хвастались родством со славнейшей и древнейшей династией, берущей свое начало от нашей знаменитой феи…

Повернувшись, он взглянул на Анжелику:

— И как я вижу, вы подарили этот неповторимый цвет одной из ваших дочерей?

— Только более яркий, освещенный сиянием ее юности, — ответила баронесса, которая была умной женщиной и не забыла светского воспитания, научившего ее не разевать рот от удивления перед любым, даже самым нелепым комплиментом.

И все же немного краски появилось на ее бледном лице.

— Дорогая кузина, вы слишком скромны.

— Дорогой кузен, вы как всегда слишком любезны.

— Отец… отец… — вмешался юный Филипп, заикаясь от изумления, вызванного только что услышанными словами. — Вы… вы хотите сказать, что эти… господа ведут свой род от… от феи?

— Ну да! И ты должен быть польщен знакомством с ними. Давным-давно Мелюзина стала женой Раймондена де Фореза и основала не только династию Люзиньян, но и Люксембургскую и Богемскую династии…

Филипп вытаращил голубые глаза.

— Но это… это смешно…

— Не надо так пыжиться, мальчик мой. Родись ты в этой провинции, был бы верно не таким глупцом. Твоя мать совершила ошибку, вскормив тебя парижским молоком. В Париже способны вырастить лишь безмозглых бунтовщиков, как та чернь, что поднялась на баррикады, чтобы защитить…

— Баррикады! — воскликнули все хором.

— Ну да! Я объясню вам, как это делается. Вы собираете вместе все пустые бочки, что смогли найти, насыпаете в них землю и навоз, связываете их цепями и ставите поперек улицы. Вот баррикады и готовы… Теперь все дороги в столицу перекрыты… а парижане сами себе хозяева и слуги.

В зале повисло молчание. Никто точно не знал, хороша ли новость или плоха. Всегда радушная и внимательная к гостям, тетушка Пюльшери предложила:

— Не хотели бы вы чего-нибудь? Пикета[34] или простокваши? Вы ведь приехали издалека.

— Благодарю. Мы охотно отведали бы капельку вина, разбавленного холодной водой.

— Вина у нас больше нет, — ответил барон Арман, — но я сейчас отправлю слугу попросить немного у кюре.

Тем временем маркиз уселся и, поигрывая тростью из эбенового дерева, украшенной розовым атласным бантом, сообщил, что прибыл прямо из Сен-Жермена, что дороги похожи на выгребные ямы, и тут же еще раз извинился за свой скромный вид.

«Как же тогда выглядит их парадный наряд?» — подумала Анжелика.

Дедушка, недовольный бесконечной болтовней об одежде, коснулся тростью отворотов сапог гостя.

— Если верить кружевам на ваших сапогах и воротнике, эдикт 1633 года, которым монсеньор кардинал Ришельё запретил всяческие финтифлюшки, уже совершенно забыт.

— Боюсь, что он забыт не до конца! — вздохнул маркиз. — Королева-мать живет в строгости и нищете. Мы вынуждены буквально доводить себя до разорения, пытаясь придать немного блеска аскетичному двору. Кардинал Мазарини любит роскошь, но он носит мантию. На каждом пальце у него по алмазу, но из-за нескольких лент на пурпуэнах принцев он готов метать громы и молнии, как и его предшественник. Эти кружева на отворотах…

Он скрестил ноги перед собой и стал рассматривать их с тем же вниманием, с которым барон Арман изучал своих мулов.

— Я думаю, мода на кружева скоро закончится, — заявил он. — Некоторые молодые щеголи носят сапоги с такими широкими отворотами, что они похожи на абажуры, и чтобы не помять кружева, им приходится ходить, расставив ноги, как больным срамной болезнью… Когда мода становится неудобной, она исчезает сама по себе… А что вы думаете об этом, моя дорогая племянница? — спросил он, обращаясь к Ортанс.

Такого смелого и прямого ответа никто не ожидал от этой худой стрекозы:

— Дорогой дядюшка, мне кажется, что с модой не спорят, она всегда права. Должна заметить, что никогда в жизни не видела таких сапог, как у вас. Вы, несомненно, самый модный из всех наших родственников.

— Я рад, мадемуазель, что жизнь в столь отдаленной провинции не помешала вам вырасти остроумной и галантной, и пусть вы меня считаете современным, знайте, что девушки в мое время не решались первыми делать комплименты мужчине. Но нынешняя молодежь совсем другая… и это отнюдь не кажется возмутительным. Скажите, как вас зовут?

— Ортанс.

— Ортанс, вы обязательно должны поехать в Париж и посетить салоны, где собираются ученые женщины и жеманницы. Филипп, сын мой, можешь мне не верить, но, вполне возможно, ты столкнешься с серьезной конкуренцией во время пребывания в наших славных землях Пуату.

— Клянусь шпагой Беарнца![35] — воскликнул старый барон. — Я неплохо понимаю латынь, немного знаю английский, могу не без труда говорить на немецком и хорошо изучил родной французский, но должен признать, маркиз, что абсолютно ничего не могу понять из того, о чем вы болтаете с моими дамами.

— Дамы все поняли и это главное в галантной болтовне! — весело воскликнул дворянин. — А моя обувь? Что вы о ней думаете?

— Почему носы такие длинные и квадратные? — спросила Мадлон.

— Почему? Никто не может сказать точно почему, моя маленькая племянница, но таков последний крик моды. И эта мода весьма полезна! Недавно мессир де Рошфор воспользовался тем, что принц Конде увлекся разговором, и всадил гвозди в носки его туфель. Когда мессир принц собрался уходить, оказалось, что он прибит к полу. Представьте, будь носки немного короче, его ноги были бы пробиты.