Элизабет Торнтон - Шотландские тайны Страница 26

— Надеюсь, мистер Рендал достаточно безобиден? — покосившись на девушку, спросил сиятельный лорд.

— Простите?

— Некоторым семьям… Некоторым людям, — поправился он, — может не понравиться, что жизнь их описывает совершенно посторонний человек.

— Под некоторыми людьми вы подразумеваете себя? — Кейтлин не собиралась деликатничать с лордом Рендалом, но даже ее саму смутило, сколь вызывающе прозвучал этот вопрос. Но прежде чем она успела сообразить, как смягчить свои слова, Ренд шагнул к ней и с высоты своего роста внимательно посмотрел на нее. Девушке пришлось задрать голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

— А вы считаете, что много знаете обо мне? — спросил Ренд, небрежно скрестив руки на груди.

Благоразумие заставило Кейтлин промолчать. Она сильно сомневалась, что может доверять сердечной улыбке этого человека или — шальным огонькам, плясавшим у него в глазах. Но он мгновенно развеял опасения девушки.

— Послушайте, мне чертовски любопытно, что у вас на уме, — искренне проговорил Ренд. — Выкладывайте все! Честное слово, я вас не съем!

Еще несколько секунд она колебалась, а потом набрала в грудь побольше воздуха — и бросилась в бой. У нее и в мыслях не было отчитывать лорда Рендала как провинившегося школьника. Она только хотела защитить арендаторов, изгнанных из своих домов. Рендал предоставил ей прекрасную возможность это сделать, и Кейтлин чувствовала, что просто обязана воспользоваться ею.

Сначала девушка говорила неуверенно, но Рендал слушал, не перебивая. Он просто смотрел на нее немигающим взглядом, словно каменный идол. Тогда речь ее стала более пылкой и страстной. Кейтлин казалось, что она умоляет сиятельного лорда смилостивиться над людьми, которых он вверг в пучину бедствий и которым никогда самим не выбраться оттуда. Ренд же решил, что она читает ему мораль, видя в нем злобного негодяя без совести и чести.

Улыбаясь и загадочно помалкивая, он слушал, как она сухо перечисляет все его бесчисленные ошибки и прегрешения. Похоже, каждый арендатор, которому приказали покинуть поместье его светлости (а Ренд знал, что его управляющий выселил не больше дюжины семей), был личным другом этой разгневанной дамы. Она столь красочно живописала горести и лишения несчастных бедняков, что Ренд едва не почувствовал себя царем Иродом, устроившим в Дисайде избиение младенцев.

Нет, в чем-то эта девица, конечно, права, подумал Рендал; и если бы она сказала все это ему просто, по-дружески, то он, возможно, и признался бы, что собирается исправить промахи и ошибки своего не в меру ретивого управляющего. Ведь Ренд уже даже начал это делать…

Но его взбесило, что назойливая «серая мышь» имеет наглость лезть в дела, совершенно ее не касающиеся. Эту вспыльчивую злючку явно пора поставить на место, решил Ренд. Ну, сейчас он ей покажет!

Когда Кейтлин замолчала, задохнувшись от возмущения, в комнате воцарилась тишина. Мужчина и женщина смотрели друг на друга, она — решительно и смело, он — хладнокровно и уверенно. Кейтлин первой отвела глаза.

Рендал спрыгнул со стола, на который успел усесться во время разговора, и начал ходить по комнате. Кейтлин вся сжалась, чувствуя, что сейчас разразится буря. И она разразилась — но это оказался не сокрушительный летний ураган, которого ждала девушка, а ледяной шквал зимнего ветра, замораживающего все вокруг.

— Я не знаю, где вы набрались таких отвратительных, неподобающих манер. Впрочем, это меня и не волнует. Их еще вполне можно исправить — как и все прочие ваши недостатки… Я же не вижу причин оправдываться перед людьми, подобными вам. Вы кто, секретарь? Гувернантка?

Кейтлин попыталась ответить ему таким же высокомерным тоном, хоть это было и нелегко.

— А какое это имеет значение? — надменно осведомилась она. — Это что, так важно для вас?

Он довольно долго смотрел на нее, а потом насмешливо заметил:

— Слуги, которые дерзят хозяевам или их гостям, обычно быстро остаются без места.

— А вы, полагаю, нажалуетесь на меня без зазрения совести?

— Вы совершенно правы, — любезно согласился он. Кейтлин взглянула на Ренда с ледяной улыбкой.

— Я не служу в этом доме, — холодно проговорила девушка.

Лорд Рендал медленно осмотрел ее всю — от макушки гладко причесанной головки до кончиков потертых башмаков, выглядывавших из-под платья. На шее у Кейтлин забилась жилка, и девушка зябко поежилась под его взглядом. Ей показалось, что мужчина поставил перед ней зеркало, в котором отразились все ее недостатки. Но она могла перечислить их и без всякого зеркала. Слишком бледное лицо. Слишком высокие скулы. Слишком широко поставленные глаза. Слишком поношенное платье. Кстати, не грех бы его и погладить… Щеки Кейтлин вспыхнули от смущения, но, несмотря на отчаянную неловкость, она продолжала упрямо глядеть Ренду в лицо.

Она понимала, что он думает. И лишь бравада заставила ее буркнуть:

— Блистательный лорд Рендал! Позвольте несчастной дурнушке приветствовать вас! — И она сделала нахальный реверанс.

— Кто вы? — неожиданно спросил Ренд. Улыбнувшись, Кейтлин ответила:

— Бедная родственница. Но вы ведь уже и так это поняли, не правда ли?

Ноздри его затрепетали, а глаза сузились. Немного помолчав, он мрачно кивнул и сказал:

— Я знаком с людьми такого сорта. По своему опыту я знаю, что обычно они вполне безобидны, стараются держаться в тени и всячески угождают своим благодетелям, изо всех сил стремясь быть полезными. Но порой случается, что такая вот приживалка вдруг возьмет да и возомнит о себе бог весть что. Такое бывает во многих семьях. Тут главное — ловко сыграть на чувствах окружающих. Вы понимаете, что я имею в виду? Родственники просто обязаны считать, что виноваты во всех горестях и бедах несчастной кузины Мэри. И потому прощать ей все безобразные выходки. А кузина Мэри откровенно пользуется всеобщим попустительством. Не симпатией, конечно, ибо кто же может симпатизировать невоспитанной угрюмой грубиянке, знать не желающей ни правил хорошего тона, ни простых приличий. Потворствовать такой особе ни в коем случае нельзя, иначе она станет совершенно несносной и отравит жизнь всем, кто привык вращаться в обществе милых, приятных, вежливых людей. Недаром родственники дружно мечтают отправить кузину Мэри куда-нибудь подальше — да только боятся, что она скоро вернется обратно.

Произнося эту пространную речь, Ренд ни разу не возвысил голоса. Кейтлин привыкла к пылким тирадам Гленшила, громоподобным и неистовым. И сейчас холодное презрение, сквозившее в каждом слове лорда Рендала, уязвило ее куда сильнее, чем гневные вопли деда. То были лишь комариные укусы. Но к счастью, подумала Кейтлин, она девица толстокожая. Ее издевками не проймешь.