Патриция Хэган - Любовь и роскошь Страница 26

Она подавила улыбку – закрыла губы кончиками пальцев и отвернулась в сторону, вспомнив, как впервые назвала его Дрейком. Вдоволь натанцевавшись, они снова решили прогуляться к берегу реки, молчаливо признаваясь в том, что желали остаться наедине друг с другом.

– Дрейк? – откликнулся он, удивляясь.

– Да. Так мне нравится больше. Драгомир звучит как… Дракула! – засмеялась она.

– Мне это имя нравится гораздо больше, и вы правы насчет ассоциаций. – Он в шутку зарычал и, приблизив губы к ее шее, поинтересовался: – Не боитесь оставаться со мной наедине, дорогая?

Она улыбнулась и вырвалась из его объятий:

– Да, но не потому, что вы Дракула.

Он понял, что она имела в виду, и они обменялись взглядами, полными скрытых значений и намеков. Вспоминая об этом теперь, Дани была почти уверена, что если бы в тот самый момент мимо них не проходила другая пара, то он непременно поцеловал бы ее. А хотела ли она этого? Ведь они еще совершенно чужие друг другу. Да, твердо призналась она себе. Дани ждала поцелуя и не стыдилась признаться… по крайней мере себе. Наверняка Китти и отец были бы потрясены.

Тревис вывел ее из мечтательного раздумья вопросом:

– Как тебе понравился Драгомир? Я нахожу его очень милым, довольно образованным, но, увы, кажется, никто не может похвастаться тем, что хорошо знает молодого человека.

– Я уже говорила, мы несколько раз танцевали, – небрежно сказала Дани, – разговаривали. Он очень интересный.

– Сирил называет его сибаритом, – вмешалась Китти.

– Вот уж действительно абсурд, ведь сам Сирил Арпел посетил, вероятно, все бордели Европы, – усмехнулся Тревис.

– Послушай, Тревис, – возмутилась Китти, – ты же не знаешь, так ли это на самом деле!

Тревис одарил ее улыбкой:

– В отличие от вас, женщин, я никогда не делаю никаких заявлений, не будучи уверенным в правоте своих слов. И что такого в том, что Драгомир – охотник за удовольствиями? Полагаю, это его дело.

– Но не в том случае, когда он флиртует с твоей дочерью! – воскликнула Китти.

Дани посмотрела на одного, потом на другого и вздохнула. Она часто мечтала о том, чтобы у нее были собственные апартаменты, чтобы она могла жить одна и самостоятельно принимать решения.

– Дани большая девочка, – тихо сказал Тревис. – Я полагаю, она понимает, что делает.

– Возможно, – согласилась Китти, – но я беспокоюсь только потому, что Драгомир напоминает мне тебя, когда мы впервые встретились.

Тревис сделал вид, что его шокировало подобное замечание, он покачал головой и вскричал:

– Господи! Помоги Драгомиру, если Дани хоть немного напоминает эту проказницу. Тогда он погиб!

Экипаж проехал улицу Риволи и выехал на Вандомскую площадь. Спроектированная для Людовика XIV блистательным Мансаром в конце XVII века специально для приема посла из Марокко, она справедливо считалась одним из самых красивых мест Парижа.

Экипаж остановился, и Тревис помог Дани спуститься на мощенную булыжником мостовую.

– Хорошо бы ты поехала с нами. В котором часу прислать за тобой экипаж?

Она сказала, что доберется до дома сама, и попросила не беспокоиться.

– Мне нужно многое сделать, и я с нетерпением жду, когда наконец смогу приступить к работе. Я не хочу быть связанной расписанием.

Тревис нахмурился, но ничего не сказал. Он бы предпочел, чтобы его дочь не была столь независимой, но не хотел мешать ей самостоятельно вступать в жизнь. Прошлое с Элейн было ужасно. Дани заслужила немного свободы… и счастья.

Дани уже видела винтообразные белые башни Сакре-Кёр, выглядывающие из-за углов узеньких улочек. Она замедлила шаг. День выдался превосходный, и она поддалась искушению – позволила себе совершить небольшую прогулку и полюбоваться красотами города, прежде чем идти в магазин.

Она дошла до Сакре-Кёр – церкви «Священного сердца», и затаила дыхание при виде впечатляюще богатого убранства собора, который, как говорили, мог вместить девять тысяч человек. Однако в этот момент отнюдь не сложная мозаика и красота интерьера интересовали ее. Дани поднялась по крутым ступенькам, ведущим на вершину купола, откуда открывалась неописуемо прекрасная панорама Парижа и его окрестностей на расстоянии в тридцать миль в любом направлении.

Дани любила Париж и Францию и, наблюдая раскинувшееся сейчас перед ней блистательное великолепие, еще больше начинала ценить обретенную свободу. И все же она мечтала о большем.

Она подумала о Дрейке, о том, какие чувства пробуждал он в ней. Пускай он был ловеласом, но он нравился ей, и Дани почему-то была абсолютно уверена в том, что он не будет управлять ею, как другими женщинами. Она собиралась убедиться в этом.

Почему же она ощущает душевный трепет, испытывает беспокойство от одной лишь мысли, что снова будет вместе с ним?

Ответ был прост. Никогда не встречала она мужчину, похожего на него. А значит, не было у нее и опыта, на который можно было бы положиться, не с чем было сравнить. Она также ни с кем не могла посоветоваться и знала, что каждое мгновение их общения придется полагаться только на собственную интуицию.

Неожиданно Дани рассмеялась вслух, и все ее существо наполнилось бодрящим чувством радости – и ей стало тепло и хорошо под куполом Сакре-Кёр с раскинувшимся у ее ног Парижем. Она твердо знала, что не боялась этого ошеломляюще красивого русского. И с нетерпением ждала самого волнующего периода в ее жизни… И исход был не важен!

Магазин находился на небольшой площади, и Дани немало гордилась зданием, которое она приобрела. Поначалу магазин будет занимать совсем небольшую территорию, но, если дела пойдут нормально, он непременно расширится. В комнатах над магазином жили молодые художники, и она стремилась подружиться с ними.

Она отперла переднюю дверь и, сняв накидку, деловито начала осмотр вещей, выставленных на продажу. Следуя совету Китти и также с ее помощью, Дани удалось отыскать расположенный в другой части города антикварный магазин, который продавался. Дани не понравилось расположение магазина, но она с радостью приобрела его экспонаты, поскольку владелец их умер, а его наследники были заинтересованы в том, чтобы как можно быстрее ликвидировать оставшееся после него имущество.

Она с любовью осмотрела наиболее понравившееся ей из приобретенных предметов: желтый стол из грушевого дерева с затейливой резьбой; прекрасные полотняные портьеры из Бельгии; фламандские картины, датируемые 1520 годом; портрет незнакомца работы сэра Генри Рейберна.

Были у нее и японские изделия из перегородчатой эмали, о которых прошлой ночью на приеме услышали истинные ценители произведений искусства и сказали ей, что они весьма заинтересованы в том, чтобы приобрести эти экспонаты. Как забавно, подумала она, ведь те же самые предметы, возможно, были выставлены на продажу в течение многих лет в другом магазине, в другом районе, но благодаря ее социальному положению, тому, что она состоятельна, люди хотели купить их у нее.