Барбара Картленд - Черная пантера Страница 27

— Давайте говорить конкретно, — сказал он. — Что именно вы предлагаете мне?

— Ну… стать премьер-министром, — заявила я. — Думаю, для любого политика этот пост является высшей точкой его карьеры.

— Почему вы не предложили мне стать диктатором? — шутливо проговорил он.

— Потому что, как мне кажется, из вас получился бы плохой диктатор, — призналась я.

— Честный ответ, — заметил он. — А почему?

Я поняла, что теперь мне будет нелегко что-либо объяснить ему. Так как сэр Филипп меня разочаровал. Полагаю, в моем воображении все еще жил детский образ сказочного рыцаря, который надевает доспехи, пристегивает меч и отправляется в странствие, помогая по дороге слабым и обездоленным. Действительно, в сэре Филиппе было нечто такое, что заставило меня увидеть в нем одного из рыцарей короля Артура. Он великолепно вписался бы в картинки, которые я видела в зачитанной до дыр книге, когда мне было двенадцать. Временами я замечала у него такой же суровый взгляд, мне казалось, что он заглядывает в далекое будущее в неустанных поисках Чаши Грааля. Теперь же я поняла, что на самом деле он смотрел в прошлое. Как странно, подумала я, что все эти годы он находился во власти одной женщины, которая практически остановила его жизнь, подавила все его желания и склонности, лишила его радости.

— Ну? — Его голос вывел меня из задумчивости.

Я сообразила, что молчание мое затянулось, и я не ответила на его последний вопрос.

— Простите, — проговорила я. — Я думала о вас.

— И что же вы думали? — спросил он.

— Пока что у меня нет желания рассказывать вам, — ответила я. — Пусть мои слова не покажутся вам смешными, но я еще плохо вас знаю. Я не хочу спешить с выводами — в противном случае у меня может создаться неверное представление о вас.

— Это значит, что вы не очень высокого мнения обо мне, — заметил он.

— Трудно сказать, — проговорила я. — Я слышала много сплетен о вас, и у меня сложился образ, который, как я сейчас поняла, оказался неверным. Я не хочу сказать, что разочарована, — просто я боюсь еще раз ошибиться.

— Скажите, почему вы вообще думаете обо мне? — спросил он.

Я покраснела. Этот вопрос оказался для меня неожиданностью. Я отвернулась, сделав вид, будто наблюдаю за появившимися на поле игроками.

— Мне кажется, очень многие думают о вас, — с трудом выговорила я.

Он вздохнул.

— Если бы вы только знали, как мне хочется от них спрятаться, — признался он. — Однажды мне удалось сбежать на несколько лет — полагаю, вам уже рассказали об этом. Я жил в полном уединении в Индии, в горах. И тогда я понял, что ненавижу людей за их любопытство и въедливость, за то, что они всем лезут в душу.

— Мне кажется, это своего рода страх, — заметила я.

— Страх? — удивился он. — Почему?

— Многие боятся, что окружающие узнают или поймут гораздо больше, чем они сами, — ответила я. — Главным образом в том, что касается реальных вещей: жизни, истины, эволюции человечества. Естественно, они не осознают, что ими движет, но инстинктивно пытаются себя защитить и поэтому везде суют свой нос, и особенно в личную жизнь и чувства других.

— Замечательная теория, — сказал он. — Но если бы у вас, подобно мне, была причина ненавидеть все человечество, вы увидели бы, что трудно найти для окружающих какие-либо оправдания. Вы с наслаждением наблюдали бы, как они погружаются в болото подлости.

Он говорил с таким жаром, что я поняла: как бы он ни пытался забыть о нанесенных обидах и покончить с прошлым, рана все еще дает себя знать.

— Мы не можем существовать вне общества, — мягко проговорила я. — Хотя допускаю, что мужчины более независимы, чем женщины, — какая женщина согласится жить в горах, пусть даже недолго? Одиночество приводит их в ужас.

— Мужчина тоже может быть одиноким, уверяю вас, — печально заметил он.

— Если бы мужчина и женщина могли бы устоять против заложенной в них тяги к обществу, продолжала я, — мир перестал бы существовать, не так ли? Страх одиночества — один из самых сильных стимулов, испокон века заставлявший человечество находить себе пару.

— Вы считаете, что женитьба или замужество могут спасти человека от одиночества? — спросил он. — Разве человек не будет чувствовать себя страшно одиноким, если он свяжет свою жизнь с тем, кого он не любит?

Я подумала об Анжеле и ответила:

— Не знаю. Мне кажется, уж лучше выйти замуж за зануду, который будет пилить тебя день и ночь, чем остаться одной.

Рассмеявшись, он поднялся.

— Пойдемте выпьем чаю, мой маленький философ, — предложил он. — Игра неинтересная, нет смысла тратить на нее время.

За все время никто из нас ни разу не бросил взгляд в сторону игроков, и я почувствовала угрызения совести. Я подняла свою шляпку и последовала за ним к зданию клуба, перед которым были расставлены столики под зонтиками.

Мы пили чай молча. Я обдумывала только что состоявшийся между нами разговор и обнаруживала, что каждое замечание сэра Филиппа заключало в себе более глубокий смысл, чем могло показаться. Я очень сожалела, что так мало знаю о нем и о событиях, которые сыграли такую важную роль в его жизни.

Очень часто проходившие мимо столика люди приветствовали сэра Филиппа. Когда мы собирались уходить, к нам подошла разодетая дама лет сорока.

— Филипп! — возбужденно вскричала она. — Как я рада тебя видеть. Я просто счастлива!

— Здравствуй, Моника, — ответил сэр Филипп.

— Если бы я знала, что ты собираешься сюда, — продолжала она, — я попросила бы тебя подвезти меня. Мне пришлось ехать с этими страшными занудами Браун-Го, потому что машину, как всегда, взяла мама. Ты меня представишь?

— Познакомьтесь: леди Гвендолин Шербрук, — сказал он. — Леди Моника Шоу.

Леди Моника протянула руку и окинула меня внимательным взглядом, который, как я почувствовала, был полон неподдельного любопытства.

— Вы видели сегодняшний матч? — спросила она. — Игра была великолепной.

— Да, мы уже давно здесь, — ответила я.

Не ожидая приглашения, леди Моника опустилась на стул.

— Угости меня чаем, Филипп, — взмолилась она, поднимая на него огромные карие глаза. — Я умираю от жары.

Сэр Филипп был исключительно вежлив с леди Моникой, однако я уже достаточно хорошо его знала, чтобы понять, насколько ему неприятно ее внезапное появление.

— Кто вы? — обратилась ко мне леди Моника. — Расскажите о себе. Я понимаю, мне следовало бы знать, кто вы, но — Филипп может подтвердить — я страшно рассеянная, поэтому все новости узнаю последней, а все скандалы так перепутались у меня в голове, что иногда ни в чем не повинный человек превращается у меня в главного зачинщика.